Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

— Никто не станет оспаривать, что Победа сорок пятого года — это мобилизационные возможности партии и государства, превратившие СССР в военный лагерь, превозмогший хваленый германский «орднунг». Это величие русского духа, где языческо-крестьянское, мистическо-православное и огненно-советское сплавились перед смертельной угрозой полного испепеления народа. Это таланты советских полководцев, умения беззаветных офицеров, непревзойденный героизм солдат, сломивших немецкий Генеральный штаб и лучшего солдата Европы — немца. Это нечеловеческая воля Генералиссимуса Сталина, победившего в духовном и метафизическом поединке Гитлера, который согнул Европу, как кочергу. Сталин же выпрямил эту кочергу, а потом согнул в нужную ему сторону…

— Победа, как волшебное откровение, как Богоявление, осуществила великий синтез советского общества, которое до войны было расколото, наполнено противоречиями, неустойчиво. В огненный фокус слились объединенные в Союз народы, ощутившие СССР своей Родиной, сражавшиеся не просто за родную деревню, хутор, кишлак, но за всю страну в целом, смотревшие на эту войну, как на судьбоносное общее дело, что вызвало к жизни океан пассионарной энергии. Народ, роптавший под гнетом жестокой и своевольной власти, понесший от этой власти великие ущемления и траты, соединился с самой этой властью, ставшей наконец в ходе войны истинной «национальной элитой». Народ признал большевистскую власть как единственную, что была способна выиграть войну. Соединились утекшее за границу, после поражения в Гражданской войне, «белое воинство» и кровоточащая Красная Армия, когда Деникин предлагал Сталину направить «белых» добровольцев на фронт, чем прекращалась распря двух исторических эпох, совершалось «примирение на крови» двух периодов русской истории. Узники ГУЛАГа, просившиеся на фронт, соединились с конвоирами, писавшими рапорты о своем желании воевать с фашистами, — стиралась грань между узником и охранником, жертвой и палачом, что возможно только в самые высшие и смертельно опасные для народа мгновения. Победа — это русский бриллиант XX века…

Сарафанов говорил как во сне. Как в вещем сне возносился в голубом волноводе к необъятному свету, одушевленному, населенному множеством жизней. Они принимали его, обступали, радовались его появлению. Он видел среди них свою бабушку, ее милое, обожающее, с дивной улыбкой лицо. Отца, которого знал по фотографиям в фамильном альбоме, — молодой лейтенант с кубиками на гимнастерке, с внимательным и печальным взглядом уходящего на фронт добровольца. Там были его прадеды, — их величавые бороды и усы, старомодные сюртуки и камзолы, суровые взоры крестьян, ямщиков и купцов. Его прабабки, молодые и строгие, в молоканских юбках и кофтах, в пестрых, на высоких прическах, платках. Все окружали его, о чем-то выспрашивали, что-то силились рассказать. Он не слышал их слов, любил их светло и нежно. Видел — и они его любят.

— Победа сорок пятого года была Победой русской цивилизации. После трех сокрушительных поражений, после распада трех предшествующих империй, она восторжествовала в четвертый раз. «Русская Победа» — загадочное свойство русской истории. Чудо, каждый раз подымающее народ из праха. Она есть тайна нашего пребывания в мире. Икона, к которой мы припадаем, одухотворенные на великие, непосильные иным народам свершения. Является вероучением нашей борьбы. «Религией Русской Победы»…

Сарафанов возвращался из эмпиреев в земную реальность. В тайную комнату, где за зеленым сукном сидели единомышленники и друзья, которых он подвизал на великое служение.

К ним накануне смертельно опасных деяний он обращал свою речь. Эта речь была частью магических технологий, которыми одолеваются уныние, неверие, праздность, страх смерти.

— Сегодня мы живем на пепелище сталинской «Четвертой Империи». Русскому народу, России сулят исчезновение. Политологи-маловеры «поют отходную». Но нам вновь предстоит совершить невероятное — заложить на верфях ковчег новой русской государственности. Поразить воображение человечества своим богоносным порывом. Страна, которую мы собираемся строить, Империя, которую начнем возводить, станет ответом угасающему, погрязшему в преступлениях и безумствах миру, где человечество выстраивается в жестокую иерархию, у подножья которой толпятся угнетенные, ослепшие от несчастья миллиарды, а на вершине царствует горстка всесильных гномов. Мир, который мы будем творить, станет альтернативой существующему. В нем будут торжествовать справедливость, творчество и познание, устремляющие человечество от «бренной земли к горнему свету».

Они расходились, чтобы встретиться через несколько дней на улицах и площадях Москвы. Бриллиант путеводно светил над ними.

Глава двадцать седьмая