Карно не стал делать тайны из нашей беседы, хотя, по правде сказать, мои намерения и так уже перестали быть секретом. Поскольку я не просил его хранить молчание, мне не приходилось пенять ему за неумение держать язык за зубами. В конечном счете, было необходимо, чтобы мои замыслы стали известны, дабы я узнал, какое впечатление они производят на людские умы.
Подготовило ли французов все, что я совершил, встав во главе власти, к тому, что в один прекрасный день я на глазах у них возьму в свои руки скипетр, и верили ли они, что подобный поступок с моей стороны способен привести их к покою и благополучию? Не знаю, но все же кажется правдоподобным, что это прошло бы полюбовно, не вмешайся в дело адский гений Фуше. Если он искренне верил в распространенный им слух, то его еще можно простить, если же он распространил его, чтобы создать мне препятствия, то он просто чудовище.
Едва узнав о моих планах на трон, Фуше с помощью своих агентов, но так, чтобы всем казалось, будто это исходит не от него, пустил среди главных якобинцев слух, что я хочу восстановить королевскую власть с единственной целью — отдать корону ее законному наследнику. Добавлялось также, что в соответствии с тайным договором мне окажут поддержку в этом деле все иностранные державы.
То было дьявольское измышление, ибо оно настраивало против меня всех, кому реставрация Бурбонов могла угрожать потерей состояния или жизни.
Недостаточно хорошо зная в то время Фуше, я, естественно, не мог подозревать его в таком гнусном коварстве. Сказанное мною — правда, и подтверждением этому служит то, что именно ему я поручил изучить общественные настроения. Ему не составило никакого труда представить мне отчет о ходивших слухах, ибо он сам их и придумал.
— Якобинцы, — сказал он, — будут сражаться до последней капли крови, лишь бы не позволить вам занять трон. Им не страшен монарх как таковой, я даже думаю, что они недалеки от убеждения, будто это наилучший способ покончить с монархиями, но именно Бурбонов они отвергают, считая, что должны бояться их как огня.
Такие слова, хотя и предсказывая мне препятствия, не могли меня обескуражить, поскольку сам я вовсе не думал о Бурбонах. Я обратил на это внимание Фуше, спросив его, как взяться за дело, чтобы опровергнуть эти ложные слухи и убедить якобинцев, что я стараюсь исключительно ради самого себя.
Он попросил два дня, чтобы дать мне ответ».
Через два дня, как и обещал, Фуше снова пришел к Бонапарту.