Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Спустя час первый консул вызвал в свой кабинет инспектора жандармерии и спросил у него, нет ли в его канцелярии сообразительного человека, которого можно было бы направить в Германию, поручив ему секретную и крайне ответственную миссию, и который мог бы проверить сведения, полученные агентом Фуше.

Инспектор ответил, что у него есть под рукой такой человек, какой нужен первому консулу, и спросил, желает ли первый консул лично дать задание агенту или же ограничится тем, что передаст указания через него.

Бонапарт ответил, что в таком серьезном деле указания должны быть предельно ясными, так что вечером он изложит их письменно и передаст инспектору, а тот вручит их офицеру. Получив эти указания, офицер немедленно отправится в путь.

Задание было сформулировано так:

«Выяснить, действительно ли герцог Энгиенский тайно отлучается из Эттенхайма; выяснить, кто из эмигрантов входит в его ближайшее окружение и кто чаще всего имеет честь видеться с ним; и, наконец, выяснить, не имеет ли он политических сношений с английскими агентами, состоящими при малых германских дворах».

В восемь часов утра офицер жандармерии выехал в Страсбург.

XXXIV ОТКРОВЕНИЯ ВИСЕЛЬНИКА

Пока первый консул составлял указания, которые должен был взять с собой офицер жандармерии, в Тампле, куда были доставлены несколько уже арестованных заговорщиков, разыгрывалась трагическая сцена.

Этими арестованными были слуга Жоржа, по имени Пико, и два других заговорщика, которых задержали вместе с ним у виноторговца на Паромной улице в тот самый день, когда Лиможец увидел, как Жорж выходит из этого заведения. На карточке, обнаруженной в комнате Пико, был указан номер некоего дома на улице Сентонж; бросившись туда, полиция схватила Роже и Дамонвиля, но, опоздав на несколько минут, упустила Костера де Сен-Виктора.

Вечером того самого дня, когда его поместили в Тампль, Дамонвиль повесился.

В итоге тюремным надзирателям был дан приказ дважды в течение ночи проверять камеры заключенных; обычно же, заперев камеру вечером, тюремщики входили в нее лишь наутро.

Еще один заговорщик, Буве де Лозье, был арестован в доме некой г-жи де Сен-Леже на улице Сен-Совёр 12 февраля.

В Тампле его поместили в одиночную камеру рядом с общим теплым помещением, обращались с ним вначале чрезвычайно грубо и подвергали суровым допросам.

Это был тридцатишестилетний офицер-роялист, начальник штаба Жоржа Кадудаля, входивший в число его доверенных лиц; именно он, действуя под вымышленным именем, подготовил все те пристанища на пути в Париж, которые Савари указал в своем докладе.

Буве де Лозье был одним из самых деятельных агентов, и это по его просьбе та самая г-жа де Сен-Леже, у которой он жил, сняла жилье в Шайо, на Главной улице, дом № 6, где под именем Ларива по прибытии в Париж остановился Жорж Кадудаль.

Осознав, что на первом допросе он рассказал слишком много, и опасаясь, что на втором расскажет еще больше, Буве де Лозье решил покончить с собой так же, как это сделал Дамонвиль.

И, действительно, 14 февраля, около полуночи, он повесился на собственном галстуке из черного шелка, прикрепив его к верхнему петельному крюку своей двери.

Однако в ту минуту, когда он уже терял сознание, надзиратель по имени Савар, совершая ночной обход, решил войти в его камеру. Почувствовав, что дверь не поддается, он со всей силы распахнул ее, услышал стон, обернулся, увидел висевшего на галстуке узника и позвал на помощь.

Второй надзиратель, полагая, что речь идет о схватке, примчался, держа в руке открытый складной нож.

— Режь, Эли, режь! — крикнул Савар, указывая ему на галстук, затянувшийся на шее узника.

Не теряя ни минуты, Эли разрезал узел, и Буве мешком рухнул на пол. Все решили, что он мертв, но главный надзиратель Фоконнье, желая в этом убедиться, приказал перенести тело в канцелярию и позвать тюремного врача Тампля, г-на Супе.

Врач обнаружил, что узник еще дышит, и пустил ему кровь; через несколько минут Буве де Лозье открыл глаза.

Как только стало ясно, что он может выдержать перевозку в карете, его отправили к гражданину Демаре, начальнику высшей полиции.

Там он застал г-на Реаля и не только признался во всем, но и сделал письменное заявление. И на следующий день, в семь часов утра, в то самое время, когда офицер жандармерии уезжал в Германию, Реаль вошел к первому консулу, которого он застал в руках Констана, его камердинера, укладывавшего ему волосы.

— Должно быть, у вас есть что-то новое, господин государственный советник, раз я вижу вас в столь ранний час? — спросил первый консул.

— Да, генерал, у меня есть для вас новости чрезвычайной важности, но я хотел бы поговорить с вами наедине.

— О, не обращайте внимания на Констана, Констан не в счет.