Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

— Единственный человек, который мог доставить мне беспокойство, единственный, у кого были преимущества передо мной — и так глупо погубить себя! Это невозможно!

— Угодно ли вам, чтобы я немедленно арестовал Моро? — спросил Реаль.

Первый консул отрицательно покачал головой и сказал:

— Моро чересчур значительная фигура, он чересчур откровенно противостоит мне, а я чересчур заинтересован в том, чтобы избавиться от него, рискуя таким образом дать повод для обвинений со стороны общественного мнения.

— Но ведь он же в заговоре с Пишегрю?!.. — возразил Реаль.

— Кроме того, — продолжал Бонапарт, — должен сказать, что о присутствии Пишегрю в Париже мне известно лишь со слов Фуше и вашего ночного висельника. А между тем все английские газеты пишут о нем так, как если бы он еще и сегодня находился в Лондоне или в его окрестностях. Хотя, разумеется, я знаю, что все эти газеты против меня и замышляют против французского правительства.

— Во всяком случае, я перекрою заставы и дам приказ самым строгим образом проверять всех, кто хочет попасть в Париж, — заявил Реаль.

— И, главное, всех, кто хочет его покинуть, — добавил Бонапарт.

— Гражданин первый консул, вам ведь предстоит проводить послезавтра смотр войск? — спросил Реаль.

— Да.

— Ну так вот, надо отменить его.

— Это почему?

— Потому, что, возможно, еще около шестидесяти заговорщиков бродят по мостовым Парижа; видя, что их лишили всякой возможности покинуть столицу, они могут решиться на какой-нибудь отчаянный шаг.

— Ну и какое мне до этого дело? — сказал Бонапарт. — Разве не вашим людям следует охранять меня?

— Генерал, — настаивал Реаль, — мы можем поручиться за вашу безопасность лишь при условии, что вы отмените смотр.

— Господин советник, повторяю вам, — произнес Бонапарт, начиная терять терпение, — у каждого из нас есть свое дело: вы должны заботиться о том, чтобы меня не убили, когда я провожу смотры, а я должен проводить смотры, даже рискуя быть убитым.

— Генерал, это неблагоразумно.

— Господин Реаль, — усмехнулся Бонапарт, — вы говорите как государственный советник; во Франции благоразумнее всего проявлять мужество!

И он повернулся спиной к советнику, чтобы отдать приказ Савари:

— Пошлите конного вестового к Фуше, пусть он немедленно явится ко мне для разговора.

От Тюильри до Паромной улицы, где жил Фуше, было недалеко, так что уже через десять минут карета подлинного министра полиции подъехала к воротам дворца.

Он застал Бонапарта в крайне возбужденном состоянии, широким шагом прохаживающимся по кабинету.

— Входите скорее! — сказал ему первый консул. — Вам известно, что Буве де Лозье только что пытался повеситься в тюрьме?

— Мне известно также, — спокойно ответил Фуше, — что его успели спасти и отвезти к господину Демаре, где он встретился с господином Реал ем, подвергся допросу и написал заявление.

— В этом заявлении сказано, что Пишегрю находится в Париже.

— Я говорил вам об этом еще раньше.

— Да, но вы не сказали мне, что он приехал, чтобы строить заговоры вместе с Моро.

— Тогда я этого еще не знал, по крайней мере, со всей определенностью; у меня были лишь подозрения, и этими подозрениями я с вами поделился.

— А теперь вы в этом уверены? — спросил Бонапарт.

— Вы ужасный человек, — сказал Фуше. — Все вам надо сказать, причем раньше времени, так что не стоит сообщать вам вообще ничего. Желаете знать точно, как обстоят у меня дела, но на условии, что вы позволите мне довести расследование до конца так, как я считаю нужным?

— Не ставьте мне никаких условий; я желаю знать, как у вас обстоят дела.

— Что ж, слушайте. У каждого из нас своя роль: у Реаля есть Буве де Лозье, который чуть не повесился вчера; у меня есть Лажоле, который, возможно, повесится завтра. Я его арестовал и допросил; хотите взглянуть на протокол? Я захватил его с собой, будучи уверен, что вы пожелаете ознакомиться с ним. Здесь только существенное, вопросы я убрал.

«Некоторое время назад я узнал от одного из наших общих друзей, аббата Давида, что Пишегрю и Моро, некогда поссорившиеся, наконец-то помирились. Прошлым летом я несколько раз виделся с Моро, и он высказал мне желание встретиться с Пишегрю. Чтобы устроить эту встречу, я отправился в Лондон, увиделся с Пишегрю и сообщил ему о желании Моро. Пишегрю заверил меня, что он испытывает такую же готовность и охотно воспользуется возможностью подобного примирения, дабы покинуть Англию.