Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Опустив голову, посетитель какое-то время хранил молчание, а затем пробормотал:

— Продать.

— За сколько?

— За сто тысяч франков.

— Дружище, но это же чертовски дорого!

— Генерал, — подняв голову, промолвил посетитель, — если совершаешь подобную подлость, то надо, по крайней мере, чтобы за нее хорошо заплатили.

— Смогу ли я сегодня же узнать его адрес и арестовать его, когда пожелаю?

— Как только мне уплатят деньги, вы будете иметь полную свободу делать все, чего пожелаете, даже перепродать мою душу дьяволу, если вам так будет угодно.

— Вам сейчас отсчитают эту сумму. — сказал Мюрат. — Где Пишегрю?

— У меня, улица Шабане, дом номер пять.

— Продиктуйте описание его комнаты.

— Пятый этаж, спальня и кабинет, два окна обращены на улицу, одна дверь выходит на лестничную площадку, другая ведет в кухню. Я дам вам ключ от двери, ведущей в кухню, у меня есть его дубликат, и моя служанка проведет ваших людей. Хочу, однако, предупредить, что Пишегрю, когда спит, всегда держит под подушкой пару двуствольных пистолетов и кинжал.

Мюрат прочитал записанные показания и, положив их перед предателем, сказал:

— А теперь поставьте здесь свою подпись.

Посетитель взял в руки перо и подписался: «Леблан».

— Я вполне мог бы посутяжничать с вами по поводу ваших ста тысяч франков, — произнес Мюрат, — вы же знаете закон против укрывателей преступников. Почему вы ждали целых две недели, перед тем как донести на Пишегрю?

— Я не знал, что его ищут. Он представился мне как эмигрант, приехавший во Францию, чтобы добиться своего исключения из списков изгнанников, и, лишь вчера, убедившись, что у него совсем другая цель, я решил оказать властям содействие в его аресте, и к тому же, — выдавил из себя предатель, снова опустив глаза, — я ведь уже сказал вам, что я человек небогатый.

— Теперь вы будете богаты, — промолвил Мюрат, подвигая к нему банкноты и ролики червонцев. — Пусть эти деньги принесут вам счастье, хотя я в этом сомневаюсь.

После ухода Леблана не прошло и часа, как Мюрату доложили о визите Фуше.

Мюрат пользовался доверием Бонапарта и знал, что Фуше оставался подлинным префектом полиции.

— Генерал, — сказал ему Фуше, — вы только что выбросили на ветер сто тысяч франков.

— Каким образом? — спросил Мюрат.

— Дав эту сумму каналье по имени Леблан, заявившему вам, что Пишегрю живет в его доме.

— Честное слово, мне казалось, что это не так уж дорого за подобный секрет.

— Это чересчур дорого, принимая во внимание, что я все знал и арестовал бы Пишегрю по первому же приказу.

— А известны ли вам подробности его жилья настолько, чтобы не наделать ошибок?

Фуше пожал плечами:

— Пятый этаж, два окна на улицу, две двери, одна на кухню, другая на лестничную площадку, два пистолета и кинжал под подушкой. Пишегрю будет в Тампле, как только вы пожелаете.

— Надо сделать это завтра. Завтра арестуют Моро.

— Хорошо, — кивнул Фуше, — завтра в четыре часа утра Пишегрю будет арестован. Но, поскольку первый консул поручил это дело мне, я хотел бы сам довести его до конца.

— Действуйте, — ответил Мюрат.

На следующее утро, без четверти четыре, комиссар полиции Комменж, два инспектора и четыре жандарма отправились на улицу Шабане, дом № 5. На это задание были отобраны храбрые и сильные люди, поскольку все знали, что Пишегрю обладает необычайной силой и без ожесточенного сопротивления не сдастся.

Производя как можно меньше шума, они разбудили привратника, объяснили ему цель своего прихода и попросили позвать служанку Леблана.

Служанка, предупрежденная накануне, была уже одета; она спустилась вниз, открыла дверь кухни запасным ключом, изготовленным по заказу Леблана, и впустила комиссара и шестерых агентов в спальню Пишегрю.

Генерал спал.

Шестеро жандармов бросились на него. Вскочив на ноги, он отбросил двух и сунул руку под подушку, чтобы достать пистолеты и кинжал, но они уже были в руках врагов.

Его атаковали сразу четыре жандарма. Пишегрю в одной рубашке, почти нагой, оборонялся против трех из них, а тем временем четвертый нанес ему удар по ногам саблей. Генерал упал как подкошенный. Один из нападавших наступил ему сапогом на лицо, но почти тут же истошно закричал: Пишегрю зубами отодрал ему каблук и впился в пяточную кость. Трое остальных жандармов опутали его прочными веревками, затянув их с помощью вертушки.

— Сдаюсь! — прохрипел Пишегрю. — Оставьте меня!

Его завернули в одеяло и швырнули в фиакр.

У заставы Сержантов комиссар полиции и двое агентов, находившиеся вместе с ним в фиакре, заметили, что Пишегрю больше не дышит. Комиссар приказал ослабить путы. И вовремя: Пишегрю вот-вот мог умереть.

Тем временем один из жандармов отнес первому консулу бумаги, захваченные у Пишегрю.

Что же касается самого Пишегрю, то его внесли в кабинет г-на Реаля и там положили.

Реаль попытался допросить его, и Марко де Сент-Илер сохранил для нас протокол этого первого допроса, прекрасно отражающий душевное состояние, в котором пребывал Пишегрю.

— Ваше имя? — спросил его государственный советник.

— Даже если вам неизвестно мое имя, — ответил Пишегрю, — вы согласитесь, что не от меня вам следует его узнавать.