— Вы знакомы с Жоржем?
— Нет.
— Откуда вы прибыли?
— Из Англии.
— Где вы высадились на берег?
— Там, где смог.
— Как вы добрались до Парижа?
— В экипаже.
— С кем?
— Сам с собой.
— Вы знакомы с Моро?
— Да, это он донес на меня Директории.
— Вы встречались с ним в Париже?
— Если бы мы встретились, то лишь со шпагами в руках.
— Вы знаете, кто я?
— Разумеется.
— Я много слышал о вас и всегда отдавал должное вашим военным талантам.
— Вы мне льстите, — заметил Пишегрю.
— Сейчас вам перевяжут раны.
— Не стоит, лучше поспешите расстрелять меня.
— Какое имя вам дали при крещении?
— Это было так давно, что я уже не помню.
— Разве вас не называли иногда Шарлем?
— Это имя дали мне вы в тех подложных письмах, которые вы мне приписываете; впрочем, хватит, я больше не буду отвечать на ваши нелепые вопросы.
И Пишегрю в самом деле замолчал. В кабинет г-на Реаля доставили одежду и белье арестованного, взятые в его спальне.
Один из придверников помог ему одеться.
Когда Пишегрю вошел в Тампль, на нем был коричневый сюртук, черный шелковый галстук и сапоги с отворотами; облегающие панталоны были натянуты поверх бинтов, которыми перевязали сабельные раны на его голенях и бедрах. Кисть руки была обмотана окровавленным белым платком.
Закончив допрос, г-н Реаль поспешил в Тюильри. Как мы сказали, все бумаги Пишегрю принесли Бонапарту. Реаль застал первого консула за чтением, но не бумаг Пишегрю, а доклада, составленного им по поводу осушительных работ во Французской Гвиане. Находясь в Синнамари, он делал заметки о тамошнем климате и во время своего пребывания в Англии написал эту памятную записку, выдававшую в нем опытного инженера. Он закончил ее словами, что, на его взгляд, достаточно будет двенадцати или четырнадцати миллионов, чтобы добиться приемлемого результата.
Этот доклад совершенно ошеломил Бонапарта: он рассеянно слушал все то, что Реаль рассказывал ему об аресте и допросе Пишегрю. Когда советник закончил, первый консул протянул ему доклад, с которым только что ознакомился.
— Теперь ваша очередь прочесть это, — сказал Бонапарт. — Что это?
— Это научная работа невинного человека, который, как порой случается, оказался связан с преступниками и который, вдали от Франции, вместо того чтобы замышлять против нее, думал о том, как увеличить ее славу и ее богатства.
— А, — промолвил Реаль, бросив взгляд на памятную записку, которую протянул ему первый консул, — это какой-то доклад о Гвиане и способах оздоровления земель в наших заморских владениях.
— Знаете, кто его автор? — спросил Бонапарт.
— Я не вижу здесь его имени, — ответил Реаль.
— Так вот, это Пишегрю. Будьте доброжелательны к нему, говорите с ним, как подобает говорить со столь заслуженным человеком, постарайтесь завоевать его доверие, заведите разговор о Гвиане и Синнамари; я недалек от того, чтобы отправить его туда губернатором и дать ему кредит на десять-двенадцать миллионов, чтобы он осуществил там свои замыслы.
И, выйдя из кабинета, Бонапарт оставил Реаля совершенно оторопевшим от этих выводов в отношении человека, который навлек на себя смертный приговор.
Хотя из этих двух соперников генерал Пишегрю, был тем, кому, возможно, следовало придавать большее значение, Бонапарт питал к нему неприязнь в меньшей степени, поскольку тот уже утратил свою популярность, тогда как Моро был популярен как никогда. И потому честолюбивый замысел Бонапарта состоял в том, чтобы нанести удар общественному мнению, помиловав Моро и вознаградив Пишегрю. Совершив эти два акта великодушия, он мог бы затем обезглавить остальную банду, не опасаясь, что из-за этого поднимется ропот.
XXXVI
ЖОРЖ
Оставался только Кадудаль.
Приберегали ли его напоследок, чтобы дать другим время скомпрометировать себя, или же, будучи изворотливее, осведомленнее и богаче других, он располагал какими-то возможностями, которых не было у них?
В любом случае, после того как Моро и Пишегрю арестовали, медлить с его задержанием никакого смысла не было. И потому Фуше всерьез взялся за его поиски. Но Жорж, словно умелый зодчий, заранее приготовил в дюжине домов тайники, которые невозможно было обнаружить, не имея их плана. Много раз Фуше казалось, что он напал на его след, но, несмотря на все меры предосторожности, Жорж на глазах у него ускользал из его рук. Никогда не терявший бдительности, всегда ложившийся спать не раздеваясь, всегда имевший при себе кучу золота и всегда вооруженный до зубов, он исчезал, врываясь в первую же дверь первого попавшегося дома и с помощью уговоров, денег или угроз находил себе там убежище. Несколько таких ловких исчезновений вошли в легенду.