Читаем Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая полностью

Обменявшись несколькими словами с Идущим-на-Штурм, Кадудаль дважды передразнил крик филина и один раз — совы. Уже через минуту он оказался в окружении трехсот своих бойцов.

— Скоро мы будем на месте, — сказал Кадудаль, обращаясь к Ролану, — однако нам надо сойти с главной дороги.

За деревней Тридон отряд двинулся полем, как и сказал Кадудаль, и, оставив Ванн слева, достиг Трефлеана. Но, вместо того чтобы проехать через это селение, бретонский генерал взял влево от дороги и добрался до опушки небольшого леса, тянущегося от Гран-Шана к Ларре.

После того как отряд покинул главную дорогу, все бойцы Кадудаля сплотились вокруг него.

Кадудаль, казалось, дожидался новых известий, прежде чем решиться на дальнейшие действия.

Над Трефлеаном и Сен-Нольфом забрезжил сероватый свет. Это были первые проблески наступающего дня, однако поднимавшийся над землей густой туман не позволял ничего видеть дальше пятидесяти шагов.

Внезапно шагах в пятистах раздалось пение петуха.

Жорж стал прислушиваться; шуаны переглянулись, посмеиваясь. Петух запел снова, на этот раз ближе.

— Это он, — сказал Кадудаль, — отвечайте!

В трех шагах от Ролана послышался собачий вой, передразненный настолько похоже, что молодой человек, хотя и предупрежденный словами Жоржа, стал искать глазами животное, издававшее эти жалобные и тоскливые звуки. В ту же минуту стало видно, как среди тумана движется какой-то человек, быстрым шагом направлявшийся к обоим всадникам.

Кадудаль сделал несколько шагов ему навстречу и приложил палец к губам, призывая этого человека говорить тише.

— Ну что, Терновник, — спросил Жорж, — они попались?

— Как мышь в мышеловку. Если вы пожелаете, генерал, ни один из них не вернется в Ванн.

— О, меня это вполне устроит! Сколько их?

— Сто человек, и командует ими лично генерал Харти.

— Сколько повозок?

— Семнадцать.

— Далеко они отсюда?

— Пожалуй, три четверти льё будет.

— По какой дороге они следуют?

— По той, что ведет из Гран-Шана в Ванн.

— То, что нужно!

По знаку Кадудаля к нему подошли четверо его заместителей — Золотая Ветвь, Идущий-на-Штурм, Лети-Стрелой и Патронташ.

Генерал отдал им указания, каждый в свой черед ответил криком совы и скрылся в тумане, взяв с собой по пятьдесят бойцов.

Туман становился все гуще, и эти пятьдесят бойцов, отойдя шагов на сто, исчезали в нем, словно призраки.

С Кадудалем осталась сотня бойцов, которыми командовал Терновник.

— Ну что, генерал, — спросил Ролан, увидев, что Кадудаль направляется к нему, — все идет, как вы хотели?

— Пожалуй, да, — ответил Кадудаль, — и через полчаса вы сможете и сами все оценить.

— Вряд ли, если туман продлится.

Кадудаль осмотрелся по сторонам:

— Через полчаса он полностью рассеется. Не желаете употребить это время на то, чтобы немного закусить и выпить глоток-другой?

— Признаюсь, генерал, — ответил Ролан, — после пяти или шести часов, проведенных в седле, у меня разыгрался зверский аппетит.

— А я признаюсь вам, — сказал Кадудаль, — что у меня вошло в привычку всякий раз перед сражением завтракать как можно плотнее. Когда отправляешься в вечность, следует отправляться туда, по возможности, на полный желудок.

— О! — воскликнул Ролан. — Так вы собираетесь сражаться?

— Для этого я и явился сюда, а поскольку мы имеем дело с вашими друзьями-республиканцами и лично с генералом Харти, сомневаюсь, что они сдадутся без сопротивления.

— А республиканцы знают, что им предстоит сражаться с вами?

— Они об этом даже не догадываются.

— Стало быть, вы приготовили для них сюрприз?

— Не совсем, ведь, как я уже сказал вам, минут через двадцать туман рассеется и мы окажемся у них на виду в тот самый момент, когда увидим их. Бей-Синих, — продолжал Кадудаль, — есть у тебя что-нибудь предложить нам на завтрак?

Шуан, исполнявший, видимо, обязанности провиантмейстера, утвердительно кивнул, вошел в лес и вскоре вернулся оттуда, ведя за собой осла, нагруженного двумя корзинами.

В одно мгновение на пригорке был разостлан плащ, на котором Бей-Синих разложил жареного цыпленка, кусок холодной солонины, хлеб и лепешки из гречневой муки; кроме того, рассудив, что во время военной кампании позволительна некоторая роскошь, он принес бутылку вина и стакан.

— Прошу, — произнес Кадудаль, жестом приглашая Ролана к этому столу.

Ролан не нуждался в повторном приглашении; он спрыгнул с лошади и передал поводья одному из шуанов. Кадудаль сделал то же самое.

— А теперь, — сказал генерал, обращаясь к своим бойцам, — у вас есть двадцать минут, чтобы взять с нас пример. Те, кто не управится за двадцать минут, будут сражаться на пустой желудок.

Казалось, все только и ждали этого призыва, чтобы достать из кармана кусок хлеба и гречневую лепешку, и, правда не имея цыпленка и соленой свинины, последовали примеру своего генерала и его сотрапезника.

Стакан был только один, так что Кадудаль и Ролан пили из него по очереди.

Между тем, пока они завтракали, сидя рядом, словно два друга, устроившие привал во время охоты, вставало солнце, озаряя их своими лучами.

С каждой минутой, как и предсказывал Кадудаль, туман становился все менее плотным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 87 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза