Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

— Покинув Францию, я вместе со своими родственниками, за которыми все время следовал, перебрался из Монса в Брюссель; оттуда мы направились в Турин, к королю Сардинии, где провели около шестнадцати месяцев; оттуда, по-прежнему вместе с родственниками, я уехал в Вормс и жил в его окрестностях, на берегу Рейна; затем, когда был сформирован корпус Конде, я состоял в нем всю войну, а перед этим проделал кампанию тысяча семьсот девяносто второго года в Брабанте с корпусом Бурбона, в армии герцога Альберта.

— Куда вы удалились после того, как между Французской республикой и австрийским императором был заключен мир?

— Мы закончили последнюю кампанию в окрестностях Граца; именно там армия Конде, состоявшая на английском жалованье, была распущена. Я по собственной воле оставался в Граце и его окрестностях в течение восьми или девяти месяцев, ожидая известий от моего деда, перебравшегося в Англию и обсуждавшего там вопрос денежного содержания, которое должны были мне выплачивать. Тем временем я испросил разрешения кардинала де Рогана на переезд в его владения, в Эттенхайм-им-Брайсгау. На протяжении двух лет я жил в его владениях. После смерти кардинала я официально попросил у курфюрста Баденского позволения продолжать жительствовать там, и такое позволение было мне дано.

— Бывали ли вы когда-нибудь в Англии, и выплачивает ли вам эта держава денежное содержание?

— Я никогда не был в Англии, однако Англия выплачивает мне денежное содержание, и это единственный источник моих доходов.

— Поддерживаете ли вы сношения с французскими принцами, укрывшимися в Лондоне, и давно ли вы виделись с ними?

— Естественно, я поддерживаю переписку с отцом и дедом, но я не видел их, насколько могу вспомнить, с тысяча семьсот девяносто четвертого или девяносто пятого года.

— В каком чине вы служили в армии Конде?

— Командира передового отряда; до тысяча семьсот девяносто шестого года я служил волонтером в штаб-квартире моего деда.

— Знакомы ли вы с генералом Пишегрю?

— Полагаю, что я никогда его не видел, и у меня не было с ним никаких сношений; знаю, что он хотел увидеться со мной, и я рад, что не познакомился с ним, если правда, что он хотел воспользоваться какими-то гнусными средствами, в чем его обвиняют.

— Знакомы ли вы с господином Дюмурье и имеете ли вы с ним сношения?

— Не более, чем с Пишегрю, я никогда его не видел.

— Поддерживаете ли вы после заключения мира переписку с кем-нибудь во Французской республике?

— Я писал нескольким своим друзьям, но письма не такого рода, какие могут беспокоить правительство.

Капитан Дотанкур закончил на этом допрос, протокол которого подписал он сам, командир эскадрона Жакен, лейтенант Нуаро, два жандарма и герцог Энгиенский.

Но, прежде чем поставить свою подпись, герцог приписал шесть следующих строчек:

«Прежде чем подписать данный протокол, я настоятельно прошу о личной аудиенции у первого консула. Мое имя, звание, мой образ мыслей и бедственное положение, в котором я теперь нахожусь, вселяют в меня надежду, что он не откажет в моей просьбе.

ЛУИ А.А. де БУРБОН».

Тем временем Бонапарт удалился в Мальмезон и велел не беспокоить его. Именно туда он сбегал, когда хотел остаться наедине со своими мыслями.

Госпожа Бонапарт, молодая королева Гортензия и вся женская половина двора были в отчаянии. Симпатии, выражаемые этими дамами, были совершенно роялистскими. Несколько раз Жозефина, не считаясь с дурным настроением Бонапарта, вторгалась к нему и смело касалась данного вопроса.

Но Бонапарт отвечал ей нарочито грубо:

— Замолчите и оставьте меня в покое, вы женщины и ничего не смыслите в политике.

Что же касается его самого, то вечером 20 марта он был рассеян, подчеркнуто спокоен и, по своему обыкновению, прогуливался широким шагом, держа руки за спиной и наклонив голову. Наконец, он сел за стол, на котором были расставлены шахматные фигуры, и громко спросил:

— Может быть, какая-нибудь из дам составит мне партию в шахматы?

Госпожа де Ремюза поднялась и села напротив него, но уже через несколько минут он смешал фигуры и, не извинившись перед ней, вышел.

Чтобы полностью отделаться от этого дела, Бонапарт, как мы видели, и сбросил его на Мюрата, что привело беднягу в отчаяние.

Между тем по окончании допроса принц был настолько истомлен, что мгновенно уснул. Но и часу не прошло, как в его комнату вошли снова.

Принца разбудили, попросили одеться и спуститься в судебный зал.