Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья

Наш мичман, славный малый по имени Блеас, напяливает себе на голову шлем английского офицера и подходит к вахтенному мостику, на котором стоит Сюркуф.

«Я в вашем распоряжении, капитан, — говорит он, — и надеюсь, что вы одобрите мой маскарад».

«Выглядишь превосходно, — со смехом говорит ему Сюркуф, — однако время маскарада и шуток прошло. Слушай меня с величайшим вниманием, Блеас, ибо поручение, которое я тебе дам, имеет чрезвычайно важное значение; у тебя две причины его исполнить: во-первых, ты племянник судовладельца "Доверия" и заинтересован в успехе наших действий, а во-вторых, ты превосходно говоришь на английском языке; кроме того, я безусловно доверяю твоей храбрости, твоей сообразительности и твоему хладнокровию».

«Капитан, мне нечего больше сказать вам, кроме как повторить: я целиком в вашем распоряжении».

«Благодарю. Сейчас ты сядешь в ялик, Блеас и отправишься на борт "Сивиллы"».

«Через десять минут, капитан, вы увидите меня на ее палубе».

«О, ни в коем случае, — промолвил Сюркуф, — дело куда сложнее. Я хочу увидеть, как через пять минут после того, как вы погрузитесь в ялик, он даст течь и пойдет ко дну».

«Серьезно?… Ну что ж, я не против того, чтобы ялик дал течь, не против того, чтобы пойти ко дну вместе с ним, не против того, чтобы меня загрызла акула, пока я буду спасаться вплавь. Но в первую очередь я хочу понять, как все это поможет спасти "Доверие”».

«Веришь ли ты, что я не желаю тебе зла, Блеас?»

«Разумеется, капитан».

«Так вот, не требуй от меня объяснений».

«Итак, для меня все закончится благополучно; ну а для людей, которые отправятся вместе со мной?»

«Будь спокоен, они сыграют свою роль тем лучше, что их ни о чем не предупредят; и вот доказательство, что у меня и в мыслях нет подвергать вас всех смертельной опасности: сто дублонов тебе и по двадцать пять каждому из твоих товарищей. Не щадите этих денег, они сверх вашего жалованья и предназначены для того, чтобы бороться с тяготами плена. Не бойтесь ничего, я обещаю вам, что вы выйдете из тюрьмы прежде, чем успеете как следует истратить эту сумму, пусть даже мне придется отдать пятьдесят англичан в обмен на вас. Ну и, само собой разумеется, помимо этих ста дублонов и вашей доли в добыче вам и вашим людям будет выделено великолепное вознаграждение из общей кассы».

«О! Что касается этого, капитан…»

«Ба! Оставь: с золотом чувствуешь себя спокойнее. Теперь ты меня хорошо понял?»

«Превосходно».

«Ну тогда хотя бы не бросайтесь в воду».

«Выходит, нам нужно тонуть?!» — изумленно воскликнул Блеас.

«Нет; но когда вода дойдет до лодыжек и шлюпка вот-вот пойдет ко дну, ты повернешься в сторону "Сивиллы" и на отличном английском станешь звать на помощь. Решено?»

«Да, капитан, решено».

«Тогда давай пожмем друг другу руки и скорее прыгай в лодку».

Затем, обращаясь к старшине ялика, он произнес: «Кернош, сынок, ты ведь веришь мне, не так ли?» «Гром и молния! Еще бы мне не верить в вас! Конечно, верю!»

«Что ж, тогда ни в чем не сомневайся, выпей этот стакан вина за мое здоровье, возьми эту свайку и, когда будешь на полдороге к фрегату, врежь-ка ею пару-тройку раз по дну ялика, чтобы он побыстрее дал течь».

Затем, приблизив губы к уху Керноша, он шепнул ему несколько слов и сунул в его карман ролик монет, завернутый в бумагу.

«Не беспокойтесь, — сказал Кернош, — все обойдется… Ваше здоровье, капитан!»

«Не обнимешь меня?»

«А как же! С большим удовольствием!» — ответил моряк.

И, извергнув изо рта огромный кусок жевательного табака размером с куриное яйцо, Кернош запечатлел на обеих щеках Сюркуфа по смачному звонкому поцелую из числа тех, что в народе именуют поцелуями кормилицы.

Спустя минуту ялик, находившийся под командованием Блеаса, отчалил от нашего борта.

Подойдя ближе к фрегату, «Доверие» сворачивает все паруса, кроме марселей, спускается на фордевинд, сопровождает пушечным выстрелом подъем английского флага, поворачивается левым бортом к ветру и ложится в дрейф. Со своей стороны «Сивилла», явно все еще сомневаясь в нашей национальной принадлежности и продолжая держать нас на прицеле, сбрасывает в воду несколько мнимых тюков, заслонявших порты своей батареи, открывает нашему взору грозный ряд пушек и ложится в дрейф по левую сторону от нас.

Как только оба корабля приняли один и тот же курс относительно ветра, английский капитан спросил нас, откуда мы идем и почему подошли к нему так близко под столькими парусами.

Переводчик, по подсказке Сюркуфа, отвечает, что мы узнали «Сивиллу» под ее маскировкой, а подошли с такой поспешностью потому, что у нас есть хорошая новость для капитана.

«Что за новость?» — пользуясь рупором, спрашивает сам капитан.

«Новость о вашем производстве в вышестоящий чин!» — с невозмутимым самообладанием отвечает переводчик.

Подсказывая ему этот ответ, Сюркуф обнаружил хорошее знание человеческого сердца: человек, которому приносят добрую весть, редко сомневается в правдивости того, кто ее приносит. И действительно, в ту же минуту, как можно было заметить, сомнение исчезло с лица английского капитана.

Тем не менее он покачал головой: