Рене положил одно ядро на ладонь, сверху поместил второе, удерживая его в равновесии, и, вытянув наполовину руку, понес их оба; затем, подойдя к окну, он взял по одному в каждую руку, прыгнул, держа ноги вместе, на подоконник, пролез под перекладиной, спустился в зал и, показывая ядро Керношу, произнес:
— Ставлю бочку сидра для экипажа тому, кто метнет это ядро дальше!
Рене проделал все с таким изяществом и с такой легкостью, что некоторые из присутствующих поспешили дотронуться до ядер, желая убедиться, что они были чугунными.
— Ну-ну! Кернош, дружище, вот предложение, от которого ты не можешь отказаться.
— А я и не отказываюсь, — промолвил Кернош, — лишь бы мой заступник святой Иаков не оставил меня…
— Вам начинать, — сказал Рене, обращаясь к гиганту-бретонцу.
Кернош собрался в комок, напряг свои силы так, что все они пришлись на его правую ногу и правую руку, и общим толчком той и другой, словно разжавшаяся пружина, метнул ядро, которое вылетело в окно и, упав в десяти шагах, прокатилось еще на три или четыре шага и остановилось.
— Вот все, что под силу человеку, — произнес он, — и пусть дьявол сделает лучше!
— Я не дьявол, господин Кернош, — сказал в ответ Рене, — но имею все основания думать, что сегодня вам угощать экипаж.
И, держа ядро на ладони и пару раз взмахнув рукой, он на третьем взмахе толкнул его так, что оно упало на три или четыре шага дальше ядра Керноша и прокатилось еще на десяток шагов.
Сюркуф закричал от радости, Кернош завопил от ярости. Все остальные молчали, исполненные изумления; правда, Рене, бросив ядро, смертельно побледнел и вынужден был опереться о камин.
С беспокойством взглянув на молодого человека, Сюркуф бросился к небольшому шкафчику, вынул оттуда дорожную флягу с водкой, которую в дни сражений носил на ремне за плечом, и подал ее Рене.
— Благодарю, — произнес Рене, — но я никогда не пью водку.
Он подошел к графину, стоявшему на подносе рядом со стаканом и сахаром, плеснул немного воды в стакан и выпил ее.
В то же мгновение на его губах вновь появилась улыбка, а на щеках — краска.
— Ты хочешь отыграться, Кернош? — спросил старшину молодой лейтенант, оказавшийся в числе зрителей.
— По правде сказать, нет! — ответил Кернош.
— Могу я сделать что-нибудь приятное для вас? — спросил его Рене.
— Да! — промолвил Кернош. — Перекреститесь.
Рене улыбнулся и перекрестился, добавив к этому начальные слова Апостольского символа веры: «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли…»
— Господа, — произнес Сюркуф, — прошу вас, оставьте меня наедине с этим молодым человеком.
Все удалились: Кернош — ворча, остальные — посмеиваясь.
Оставшись один на один с Сюркуфом, Рене вновь сделался таким же спокойным и скромным, каким был прежде. Любой другой на его месте так или иначе намекнул бы на свою победу, он же спокойно ждал, когда Сюркуф заговорит с ним.
— Сударь, — с улыбой произнес Сюркуф, — я не знаю, умеете ли вы делать что-нибудь еще кроме того, что проделали у меня на глазах, но человек, способный прыгнуть на четыре фута в высоту и толкнуть одной рукой ядро весом в сорок восемь фунтов, всегда будет полезен на корабле вроде моего. Каковы ваши условия?
— Гамак на борту, питание на борту и право погибнуть во имя Франции — вот все, чего я хочу, сударь.
— Дорогой друг, — сказал Сюркуф, — в моих привычках платить за услуги, которые мне оказывают.
— Но моряк, ни разу не ходивший в плавание, моряк, не знающий своего ремесла, не может оказывать вам никаких услуг. Напротив, это вы окажете ему услугу, обучив его морскому делу.
— Моя команда получает треть от захваченной добычи; вы согласны поступить ко мне на службу на условиях, общих для лучших и худших из моих матросов?
— Нет, капитан, ибо ваши матросы, видя, что я ничего не умею и мне надо всему учиться, обвинят меня в том, что я беру деньги, которых не заработал. Через полгода, если вам угодно, мы возобновим этот разговор, а сегодня прекратим его.
— Выходит, дорогой друг, — произнес Сюркуф, — вы умеете лишь заниматься гимнастикой, словно Милон Кротонский, и метать железные ядра, словно Рем? Ну а, к примеру, охотник из вас какой?
— Охота была одной из забав моей юности, — ответил Рене.
— Будучи охотником, вы умеете стрелять из пистолета?
— Как и все.
— А фехтовать вы умеете?
— Достаточно для того, чтобы лишиться жизни.
— Ну что ж! У нас на борту есть три очень сильных стрелка и фехтовальный зал, где любой член экипажа может развлечься в свободные от вахты часы, сражаясь на шпагах или саблях. Вы будете поступать, как и все, и через три месяца сравняетесь в умении с другими.
— Надеюсь, — промолвил Рене.
— Нам остается лишь уладить вопрос с жалованьем, и мы это сделаем, но не через полгода, а сегодня за обедом, ибо, надеюсь, что вы доставите мне удовольствие и отобедаете со мной.
— О, что касается этого, капитан, то благодарю вас за оказанную мне честь.
— А покамест, не желаете взглянуть на наших стрелков из пистолета? Кернош и Блеас борются между собой за первенство, а так как силы у них примерно равны, то, сцепившись в схватке, они уже не могут расстаться.