Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья

Это сочинение принадлежит к числу тех, что прокладывают межу в обществе. Одни горячо принимают его, другие в ярости отвергают; это один из тех нравственных вопросов, за которые люди готовы сражаться, словно за вопрос личной выгоды.

Известно, что, после того как читка «Поля и Виргинии» в салоне г-жи Неккер произвела слабое впечатление, Бернарден де Сен-Пьер, исполненный сомнениями в отношении собственного таланта, был на грани того, чтобы отказаться от печати своей книги. Господин де Бюффон скучал, г-н Неккер зевал, Тома́ уснул.

В итоге он решил не издавать «Поля и Виргинию».

То, что он бросил двух своих детей, казалось ему страшной жестокостью, но все же он решился на это и готовился со дня на день сжечь рукопись, присутствие которой, напоминая ему об одном из самых мрачных разочарований, испытанных им в жизни, страшно ему докучало.

Он пребывал в таком состоянии, все еще не решаясь бросить в огонь рукопись, приговоренную к казни самыми великими умами того времени, как вдруг однажды Жозеф Верне, художник-маринист, пришел навестить друга и, застав его в печали, поинтересовался ее причиной.

Бернарден рассказал ему о том, что произошло, и, уступив горячим настояниям друга, решился устроить читку для него одного.

Верне слушал, никак не выражая ни одобрения, ни порицания. Он хранил это тревожащее молчание вплоть до самого конца. Что же касается Бернардена, то, чем дальше он продвигался в своей читке, тем беспокойнее становилось у него на сердце и тем сильнее дрожал его голос. Наконец, произнеся последнее слово, он поднял взгляд на своего судью.

— Что скажете? — спросил он.

— Скажу, друг мой, — ответил Верне, прижимая его к сердцу, — что вы сочинили попросту шедевр!

И Верне, судивший не как литературный критик, не умом, а сердцем, угадал правильно и в своей оценке оказался единодушен с будущими поколениями.

Позднее два других романа, написанные в более ярком стиле и относящиеся к более шумливой школе, вознамерились оттеснить память о невероятном успехе «Поля и Виргинии».

Их автором был другой гениальный человек, чей гений являлся полной противоположностью гению Бернардена: назывались они «Рене» и «Атала».

«Рене» и «Атала» завоевали себе положение, но не потеснили «Поля и Виргинию».

Так вот, ту местность, где разворачивалось действие этой незамысловатой истории, барышни де Сент-Эрмин и желали увидеть прежде всего. Поскольку швея пообещала девушкам, что их траурные одежды будут готовы назавтра, святое паломничество было решено совершить через день.

Рене постарался устроить для своих юных подруг загородную прогулку, которая ни в чем не уступала бы самым изысканным прогулкам в лесу Фонтенбло или Марли.

Он сделал заказ на изготовление двух паланкинов из эбенового дерева и китайского шелка; купил капскую лошадь для себя и нанял двух лучших лошадей, каких только можно было отыскать, для Блеаса и Сюркуфа; наконец, он поручил хозяину «Отеля иностранцев» нанять двадцать негров: восемь из них должны были нести паланкины, остальные двенадцать — провизию. Обедать предполагалось на берегу Латаниевой реки, и еще накануне Рене отправил туда стол, столовые приборы и стулья.

Превосходная рыбацкая лодка, снабженная всем необходимым инвентарем, должна была ожидать тех, кто предпочел бы рыбную ловлю охоте. Что же касается Рене, еще не знавшего, какое из двух этих развлечений ему предстоит, то он ограничился тем, что повесил на плечо ружье, решив, что займется тем, чем пожелают заняться его очаровательные спутницы.

Настал день прогулки, сияющий, как и почти все дни в этом прекрасном климате, и в шесть часов утра, чтобы избежать самого пекла, все собрались в нижнем зале «Отеля иностранцев».

Паланкины и их носильщики ожидали на улице, возле них били копытом о землю три лошади, четыре негра держали на голове жестяные коробки с провизией, тогда как восемь других готовились сменить товарищей. Рене предоставил Блеасу и Сюркуфу возможность самим выбрать себе лошадей, и они, будучи, как и большинство моряков, посредственными наездниками, предпочли тех, что показались им менее резвыми. Так что капская лошадь досталась Рене.

Блеас, довольно неплохо державшийся верхом, рассчитывал взять реванш за превосходство Рене; но, хотя Кафр — так звали капскую лошадь — не очень-то хотел позволить своему наезднику утвердиться на его спине, ему, как только тот оказался в седле, пришлось признать, что избавиться от него будет нелегко.

Такие прогулки, часто устраивающиеся на Иль-де-Франсе, имеют здесь совершенно исключительное своеобразие. Поскольку дороги в те времена были крайне плохие, женщины чаще всего передвигались в паланкинах, а мужчины — верхом; что же касается негров, которые обычно ходят почти голые, то в дни больших праздников они надевали на себя голубую рубаху с чем-то вроде купальных штанов, доходивших почти до колен.