Читаем Эквус (ЛП) полностью

ДАЙЗЕРТ. Он обнимается с одним удивительным существом по кличке Самородок. Потом он показал мне, как стоял с ним той темной ночью, одна рука на груди, другая на шее, словно застывший танцор танго, вдыхающий в себя холодное свежее дыхание своего партнера. «Замечали вы, — спросил он, — лошади, как встанут на самый кончик подковы, так сразу становятся похожими на этих девушек из балета?»

(Алан уводит Самородка с площадки. Дайзерт встает. Конь удаляется в тоннель и исчезает. Юноша проходит на авансцену и садится на ту скамейку, которую освободил Дайзерт. Дайзерт движется вокруг площадки к ее свободной от поручней стороне.)

Сейчас он пошел отдыхать, оставив меня наедине с Эквусом. Я слышу голос этого создания. Он зовет меня из черной пещеры Души. Я опускаю во тьму маленькую свечу и вижу — он стоит там, ожидая меня. Он поднимает свою покрытую шерстью голову. Он обнажает свои огромные квадратные зубы и говорит (копируя): «Почему?.. Почему Я?.. Почему в итоге Я?.. Неужто ты воображаешь, что способен объяснить это Мне?.. Бедный Доктор Дайзерт!»

(Он поднимается на площадку.)

Да, раньше у меня была уверенность, что я способен. А если у вас есть уверенность, то вам кажется, что нет разницы между тем, чтобы иметь уверенность и тем, чтобы на самом деле быть на что-то способным. Тем более странным кажется мне теперь ощущение, что это ониразглядывают нас, и, что сегодня вообще не вызывает сомнений, — они наши предшественники. Абсурдно, но слегка пугает… В любом случае, это одна из тех вещей, которые все еще волнуют меня. Ставят передо мною вопросы, которых я избегал всю свою профессиональную жизнь. (Пауза.)Ребенок по воле небес родился в мире всеобщего равенства сил, стремящихся ко взаимному порабощению. Все его сверстники состоят из бесконечного сопения, причмокивания, фырканья, хлопанья глазами. А он почему-то вдруг забастовал. Почему? Почему же? Секунды, словно магниты, треснулись лбами, слившись в кандалы. Почему? Я могу проследить за ними. Со временем я могу даже снова развести их врозь. Но вот почему они внезапно стали такими намагниченными, именно эти исключительные переживания, а не другие — я не знаю. И никто не знает. Но коль скоро я не знаю, и коль скоро никогда не узнаю, тогда какого черта я тут делаю? Я хочу сказать, по большому счету?! Этим вопросам, этим «почему?» пока что, по большому счету, нет места во врачебном кабинете. Так чтоже я тут делаю?.. Эта проблема все больше и больше овладевает мной… Нет места. Вычеркнуты… «Объясни мне, — говорит созерцающий нас Эквус. — Сначала объясни мне!..» По-моему, это намного печальнее, чем климактерический период.

(На площадку мчится Медсестра.)

МЕДСЕСТРА. Доктор!.. Доктор! Ужас, что творится с молодым Стрэнгом. Его мать пришла навестить его, ну, а я ей заодно дала поднос, чтоб занесла к нему в палату. Так он как швырнет им в нее. Она наговорила столько жутких вещей…

(Алан резко встает, бежит налево. Дора резко встает, бежит направо. Они смотрят друг на друга с разных концов сцены. Теперь становится заметно, что рядом с Дорой к началу эпизода нет Фрэнка. Очень желательно, чтобы, воспользовавшись затемнением, он поднялся к трибунам анатомического театра.)

ДОРА. Ты не смеешь! Ты не смеешь!

ДАЙЗЕРТ. Она все еще там?

МЕДСЕСТРА. Да.

(Он быстро спускается с площадки, следуя за Медсестрой. Дора направляется к сыну.)

ДОРА. Не смотри на меня так! Я, знаешь ли, не доктор, который все проглотит. Я не заслужила такого взгляда, молодой человек!

(Она дает ему пощечину.)

ДАЙЗЕРТ. Миссис Стрэнг!

ДОРА. Я знаю, что вы подглядываете. Но меня вам не обработать!

ДАЙЗЕРТ (ей). Покиньте эту комнату.

ДОРА. Что такое вы сказали?

ДАЙЗЕРТ. Я убедительно попросил вас покинуть эту комнату.

(Дора колеблется. Затем…)

ДОРА. До свиданья, Алан.

(Она проходит мимо сына на площадку. Дайзерт следует за ней. Оба очень расстроены. Алан возвращается на свою скамейку, а Медсестра — на свое место.)

23

(Свет падает только на площадку.)

ДАЙЗЕРТ. Я вынужден попросить вас больше никогда сюда не приходить.

ДОРА. Вы что, думаете, мне этого очень хочется? Вы думаете, мне этого хочется?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза