– Перебивай чаще, Кантур, никогда ответа не дождешься. Дело тут в том, что обычно разрушается только матрица клона, но вся информация остается целой, и последнее, что делает клон, – возвращает эту информацию. Но оказалось, что возможно уничтожить и клона, и все, что он собой представляет. Безвозвратно. Тут помимо ощущения потери чего-то дорогого, части себя – говорят, что почти всем в это время кажется, что погиб кто-то родной и близкий, – добавляются еще две вещи. Нарушается деятельность сознания. Не умственная деятельность, каковая у многих среди нас постоянно нарушена, а именно в сознании сдвиг происходит. Ты умом все понимаешь, но тебя чувства захлестывают. И второе – когда клон не просто разрушается, а гибнет безвозвратно со всей информацией, рвется связь с клоном, которая также является частью человека. То есть вдобавок к тому ощущению, что кто-то умер по твоей вине, еще и организм начинает давать сбои как при болезни. Фу! Дайте помолчать, язык уже устал, не говоря о голове.
– Товарищ лейтенант.
– Что?
– Товарищ Семен очнулся.
Семка очнулся давно. Даже успел сообразить, где он. На плоту, который летит над степью. Вверху, как положено, облака и синее небо, две луны сразу и солнце. Внизу не очень яркая зеленая, то с желтым, то с серым отливом, трава. Ручейки встречались. Крохотные болотца. Благодаря разговору вспомнил, что с ним стряслось, и даже сумел взять себя в руки. Не закатывал истерик, не кусал губы, не бился в судорогах, не орал благим матом. Даже тошнота отпустила. Но он продолжал лежать тихо, не шевелясь. Ему все еще не хотелось общаться ни с кем и ни по какому поводу. Но раз заметили…
– Водички бы… – попытался попросить он, но губы отказались слушаться и размыкаться. Так, какое-то мычание издал. Но воды ему тут же дали. А еще сунули в рот что-то. Он решил, что таблетку, хотел сглотнуть ее, но она лопнула во рту медовой сладостью.
– Сейчас я тебе транквилизатор вколю, – пообещал Пехов.
– Не нужно. У пчелок лучше.
– Как скажешь. Удивительная у тебя, Семен, па сека.
Семка вновь зажмурился, прислушиваясь к себе. Да, уникальная пасека досталась. Интересно, где сейчас сами пчелки? Наверное, пасутся, цветы опыляют и мед собирают. Или нектар?
– Они три раза уже прилетали. Эта порция третья. Ты как?
– Доктор сказал, что сделал все возможное, но больной будет жить, – мрачно пошутил Кольцов. – Странно. Ясен день, летим, потому что клоны везут. А я ни одного не могу почувствовать. Витя, попроси, чтобы холодненькой водички сделали.
Ему тут же на лицо полилась холоднющая вода. Рот он открыть не успел, но не обиделся. Клон его, конечно, предупредил, это он не услышал. И потом вода приятно остудила лицо, он даже сумел подставить вторую щеку. А после напился от души. Вода согрелась в животе, и его тут же стошнило. Вновь напился, и вновь его вырвало. Но стало легче. Даже пустота в сердце чуть рассосалась.
– Чой-то я разнюнился. Раскис! Во второй раз уже за поход.
– Все бы так раскисали. Сколько раз нас спасал, не считал? А я считал.
– Так не всех…
Семен не договорил, потому что снова провалился в яму беспамятства. И очень обрадовался – там он был здоровым и полным сил. Там его одолевали азарт и ярость боя.
17
Плот качнуло, и Семен в очередной раз пришел в себя. Окружающий мир показался чересчур, до боли в глазах, контрастным, а в голове стоял беспрерывный звон. Может, и к лучшему, эти проблемы отвлекали от захлестывающих его тоски, бессильной злобы и просто бессилия во всех смыслах этого слова. И от попыток понять, что им потеряно, какой кусок памяти, или знаний, или… души, наверное, вырвали из него раскаленными щипцами.
Он снова попросил пить, и на этот раз его не замутило. Зато закружилась голова.
– Поговорите со мной.
– О чем?
– Расскажите, как для вас все началось.
– Э… Мы на чем в прошлый раз остановились? – спросил Куликов.
– Да начинай сначала, – предложил Барсук, – там всего разговора было полминуты, потом Семен выключился.
– Я вообще ничего не помню, – сознался Семка.
– Тогда точно нужно сначала начинать. Куликов, начинай ты. По очереди станем рассказывать, так всем будет интересно.