− Я до сих пор не могу объяснить, что именно тогда произошло и что я чувствую в подобных случаях. Просто в определенный миг я понял, что мой враг зовет меня, причем того меня – монстра, уничтожающего темных. Он будто вызывал меня на бой. Если бы я принял вызов, я бы его уничтожил, но в то же время я знал, что на этом моя жизнь оборвется, и я уже никогда не сделаю то, ради чего пришел сюда.
− Ты имеешь в виду свою цель?
− Наверно, правильнее сказать – мечту. Я пришел сюда ради мечты, но если бы я принял бы истинную форму, то случилось бы что-то ужасное. Поэтому я тогда ничего не сделал, хотя понимал, что еще миг – и он убил бы Эстара, а Эстар… хорошо относился ко мне, один из всего подразделения.
Мальчик чуть не плакал, по крайней мере, его голос дрожал, и он нервно покусывал губы, стараясь взять себя в руки.
− Меня тогда назвали предателем, хотя я просто боялся причинить им вред, и не только им. Я, правда, не был ни в чем виноват. Впрочем, я и теперь ни в чем не виновен, кроме того, в чем признался.
− Ты действительно убил своего отца?
Ричард кивнул, вновь отвернувшись.
− Ты не обязан это рассказывать, − напомнил ему Стен.
− Я знаю, ты ведь готов принять меня с любой правдой, но…
Мальчишка улыбнулся и посмотрел на Стена:
− Мне очень хочется разделить все это с кем-то.
− Может принести тебе воды или, если хочешь, могу налить немного вина.
Ричард только нервно покачал головой.
− Я справлюсь, просто, когда я понимаю, что не приди я в этот мир – и все было бы иначе, мне становится очень горько. Моя сущность приносит людям столько горя. А мою маму она и вовсе убила. Ты же читал мое дело, да?
Стен кивнул.
− Значит, ты знаешь, что меня заперли, только вряд ли знаешь, что меня держали в холодном подвале, словно ждали, пока я там замерзну, ибо голодом морить не решались. Я грелся тем, что рисовал маленькие печати и запускал энергию. Я ведь тогда еще ходил и мог легко исписать каждый уголок подвала разными письменами. Тогда, сам того не понимая, я перешел с писем экзорцистов к каким-то другим. Я не знаю их значения, но они согревали меня, но я точно знаю, что никого не призывал. Это был древний язык, который знал Керхар, и этот язык имеет куда большую силу, чем современная магия, но он не открывает врат в мир Тьмы, не вызывает ее! Но то существо все равно пришло за мной. Я не знаю, как и почему, я даже не знаю, как оно появилось, просто я почувствовал, что меня вызывают на бой прямо здесь и сейчас, а после услышал крик матери. Зная, что отца нет дома, я понимал, что только я могу защитить ее и сестренку. Я был готов даже принять этот вызов. Я кричал и бил люк подвала, требуя, чтобы оно никого не трогало, а просто пришло за мной, я клялся ему на языке Тьмы, что приму его вызов вне дома, если он никого не тронет. И в доме стало тихо, а после он согласился, вот только в следующий миг моя мать, видно, решила поиграть в героя и, судя по тому, что я слышал, сама напала на этого монстра, и тот ответил на ее удар обороной. Я слышал звуки борьбы, старался вырваться, пока не выбил люк заклинанием и не поднялся наверх. Спасти мать я уже не мог, я только услышал ее последний крик, прежде чем это чудовище переломило ей позвоночник.
На лестнице заплакала моя маленькая сестра, разбуженная криками. Она была очень хорошей и доброй. Она любила меня, немного эгоистично и странно, но любила. Называла меня Нори и частенько щипала за нос, но она была очень добрым и веселым ребенком, который не верил, что я плохой. И я никогда не желал ей смерти, что бы там не говорили другие. Когда она закричала от страха, это чудовище сразу помчалось к ней.
В этот момент появился отец. Я стоял внизу, у лестницы, старательно пытаясь собраться и говорить на языке Тьмы. Фразы получались рваные и довольно бредовые. Я уже не мог говорить складно, наверно, поэтому он и не слушал меня. Отец же оттолкнул меня и бросился на темную бесформенную массу, внутри которой я с самого начала читал подобие гигантской собаки. Отец победил, но маленькая Сина была безжалостно сброшена с лестницы, а я впал в такой ступор, что даже не попытался ее поймать. Теоретически у меня могло получиться. Она бы наверняка пострадала, но была бы жива, попробуй я ее поймать, а я стоял и смотрел на все происходящее, словно парализованный.