Артэм, как полная противоположность старшему брату, покинул столицу, стал частью тайного ордена и стремился тихо и незаметно рассеивать Тьму, снова и снова вспоминая отца. Вместо него он с большим трудом нашел в себе силы появиться на пороге старого дома, чтобы сказать Камилле о том, что случилось. Она уже все знала и только обняла мальчишку, обещая, что они это как-нибудь переживут.
Глава 22
Только через три года после суда Артэму позволили увидеть отца. Он просил об этом неоднократно, но ему отказывали снова и снова, заставляя потерять надежду.
Внезапный положительный ответ напугал Артэма.
Он тут же сорвался в столицу, боясь предполагать о его причинах.
Его встретил Лейн.
− Отец умирает, − сразу предупредил он, провожая брата в темницу. – Я просил его отказаться от всего не один раз, но он меня…
− Не говори мне об этом, − перебил его Артэм. – Если он действительно покидает нас, то я просто хочу с ним проститься без всей этой политики.
− Ты хоть понимаешь, что это возможно только благодаря мне?! – злился Лейн. – Это я убедил короля позволить тебе попасть в столицу ради этой встречи.
Взгляды братьев встретились. Младший долго изучал дрожащие морщины гнева на лбу брата, а после спросил:
− А ты понимаешь, что без твоего предательства всего этого просто бы не было?
− Он убил нашу мать!
«Эта она убила его», − мысленно ответил Артэм, но не произнес ни слова, понимая, что споры могут все усложнить.
Ему просто нужно было увидеть отца.
Он опасался, что при таком обвинении и пожизненном заключении без права свиданий и писем его держат в ужасных условиях, но к своему удивлению нашел мужчину в светлой темнице, больше похожей на кабинет, лишенный окон.
Его отец сидел в кресле, не открывая глаз, и не походил на живого человека, скорее на призрак, иссохший, белый и равнодушный ко всему происходящему. Он даже не сразу заметил появление своих сыновей. Вот только ошеломленный Артэм быстро справился с волнением и просто бросился к ногам отца.
− Папа, это я, Артэм, ты слышишь меня? – тихо прошептал он, опасаясь, что мог опоздать.
Белые веки медленно распахнулись, открывая глаза, как и прежде полные силы и энергии.
− Мальчик мой, − почти беззвучно прошептали синеватые губы старика.
Он поднял руку, и его худые пальцы коснулись черных волос сына.
− Ты так вырос…
Он неспешно убрал волосы с лица юноши, чтобы внимательно рассмотреть его.
− На меня он так не реагирует, − вздохнул Лейн.
В нем смешалось все: и зависть, и пренебрежение, и гнев. Он сам не знал, чего хотел от отца: то ли признания, то ли ненависти. Но ни того, ни другого не получил. Стен словно не замечал его, и тем самым выводил Лейна из себя.
Теперь, видя прояснение в лице отца и радость в глазах брата, Лейн просто отступил, оставив их наедине.
− Мне так много нужно тебе рассказать, − прошептал Артэм. – Ты даже не представляешь, как много всего произошло.
Он рассказывал, а Стен слушал, внимательно наблюдая за каждой чертой своего сына. С большим изумлением он видел в них свои черты, свои привычки, свою манеру приподнимать брови и кривить губы. Он с радостью слушал все, что мог рассказать ему Артэм: о маленьком сыне, которого родила Камилла, о смерти Рейнхарда, о тайном ордене, о выходках нового отдела. Даже самый печальный рассказ не мог омрачить радости понимания, что именно Артэм продолжает его дело, что Артэм дышит тем же, что обжигало самого молодого Стена и заставляло его не отрекаться от своих идей.
− Поверь мне, мы обязательно сможем защитить людей, и когда-нибудь…
В этот миг тяжелая дверь распахнулась и в темницу зашел стражник:
− Вам пора уходить, − заявил он строго.
Артэм посмотрел на него, послушно кивнул и обнял отца.
− Что мне передать Камилле? – спросил он, незаметно вкладывая в руки отца какие-то бумаги.
− Передай, что я любил ее, − ответил Стен, пряча листы пергамента.
Он не знал, что скрывается в них, но понимал, что его сын не принес бы ему ничего ненужного.
Артэм отступил, понимая, что уже никогда не увидит отца. Он хотел сказать, что любит его, что ему его не хватает, что он был самым лучшим отцом, что никто и никогда не сможет стать таким же экзорцистом, как он, но видя любовь в родных глазах, понимал, какие жалкие все эти слова. Сжимая до боли зубы, он просто ушел, чтобы так же молча ускользнуть от Лейна и покинуть столицу, невзирая на темноту ночи.
Стен же остался наедине с бумагами, которые ему принесли.
Есть он уже давно не мог, чувствуя упрямую тошноту. Спать тоже не получалось. Сознание вновь оживало, наполняясь странной силой.