Экзотический симптом

– Да, но это неправильно.

– Почему?

– Потому что ты молодой человек, тебе нужно учиться…

– Кто сказал? Дядя Вова, без обид, вот вы учились, да?

Мономах кивнул, хотя это и был риторический вопрос.

– Долго учились, мозги сворачивали, так? – продолжал Сархат. – А вы можете, к примеру, баню построить?

– Не забывай, что мы с Темой вместе строили этот дом, вот этими вот руками, – заметил Мономах. – Почти без посторонней помощи! Ну, кроме крыши…

– Хорошо, печку сложить можете?

– Нет, но…

– А я могу, понимаете? И еще много чего! Я люблю руками работать, и у меня это хорошо получается, а вот учеба… Не мое это, понимаете? Зато я неплохо зарабатываю, а то, что по дому делаю – ну, считайте это платой за жилье!

– Хорошо, оставим учебу, – безнадежно вздохнул Мономах. – Но должна же у тебя быть какая-то своя жизнь?

– А разве у меня ее нет?

– Ты общаешься только со мной, Марией Семеновной и Жуком!

– Я со многими общаюсь, – возразил Сархат. – Вы, я знаю, с соседями не больно-то разговариваете, а я вот со всеми перезнакомился, даже с теми, что за озером. Меня все устраивает!

– Девушка есть у тебя? Нет. Да и откуда ж ей взяться, ведь во всей округе нет молодых девчонок!

– А у вас? – задал встречный вопрос Сархат.

– Что? – переспросил Мономах.

– Ну, есть у вас женщина? Та, что недавно приезжала, вам не подходит!

– Ты Анну имеешь в виду?

Мономах не верил своим ушам: он подозревал, что Сархат недолюбливает Нелидову, но даже Артем не посмел бы вмешиваться в его личную жизнь, а этот парень откровенно критикует его вкус!

– Та, другая, лучше была, – продолжал между тем Сархат, делая вид, что не замечает выражения лица Мономаха.

– Другая?

– Ну, та, толстая, красивая… из Следственного комитета.

– «Толстая и красивая»? – К собственному удивлению, Мономах чувствовал не раздражение, а желание расхохотаться в голос: эпитеты Сархата были достойны того, чтобы их цитировать.

– Алла Гурьевна, кажется, – не унимался «домработник». – Почему она больше не приходит?

– Дать тебе ее телефон?

– Зачем?

– Ну, позвонишь и спросишь!

– Это вы сейчас шутите, да?

– Типа того.

Однако в чем-то Сархат прав: Суркова что-то совсем пропала. Он, правда, тоже занятия в клубе забросил, а ведь сам ее туда притащил, приобщил к альпинизму…

Сейчас, когда парень упомянул ее имя, Мономах вдруг ощутил, что скучает. По спорту или по Сурковой?

– Ладно, дядя Вова, мне пора: Соломон баньку строит, надо ему помочь, – проговорил Сархат, поднимаясь.

– Что еще за Соломон?

– Сосед ваш, Соломон Моисеевич, – с укоризной в голосе пояснил молодой таджик. – Говорю же, общаться надо с людьми, а вы вот меня ругаете!

И, покачивая красивой головой, Сархат удалился.

«Неужели я и в самом деле такой нелюдимый? – спросил себя Мономах. И тут же решительно ответил: – Нет, ведь вокруг столько народу – пациенты, врачи, медсестры… Ну а помимо работы, с кем я общаюсь?» – возразил он сам себе.

Ответ очевиден.

Нет, нужно взять себя в руки и вернуться в клуб, хотя бы раз в неделю. А лучше – два.

Интересно, Суркова посещает занятия, оставшись без «личного тренера»? Надо ей позвонить!

Он обязательно это сделает, как только этот долгий, обещавший быть чрезвычайно утомительным день подойдет к концу.

* * *

Он подобрал Олю на машине около ее дома. При виде Мономаха лицо девочки, серьезное и напряженное, слегка расслабилось.

– Я думала, вы не приедете! – выпалила она, пока Мономах пристегивал ее ремнем к сиденью.

– Как это? – удивился он. – Мы же договорились!

– Ну, может, забыли…

Похоже, девчонка не доверяет взрослым! Но кому она могла доверять? Отцу, который пил, бил мать и гонял детей? Матери, которая терпела его выкрутасы, не решаясь предпринять решительных действий и защитить себя и тех, кого произвела на свет? Или теткам из опеки, которые в один прекрасный день заявились в дом и буквально с мясом вырвали младших братьев, не считая нужным объяснить что-то девочке-подростку?

Да уж, у нее было полно причин сомневаться, что обещания взрослых будут выполнены!

Здание, в котором располагались органы опеки и попечительства Красносельского района, находилось в поселке Хвойный (Мономах заранее выудил адрес из интернета). Он ругал себя за то, что согласился на эту поездку: девочку, конечно, жалко, но Мономах терпеть не мог вести беседы с чиновниками любых уровней. В силу занимаемой должности, ему порой приходилось превозмогать себя и общаться с ними, но Мономах старался по возможности избегать таких встреч. А теперь, выходит, он сам напросился на неприятную обязанность!

Уже в предбаннике Мономах в очередной раз убедился, что не зря сторонится чинуш: одна такая как раз сидела в кабинке с огромной амбарной книгой под рукой (как будто в этом месте и слыхом не слыхивали о компьютерах!).

Девица лет тридцати выглядела так, словно ее вырезали из цельного куска дерева, обрубив по дороге все сучки и вытравив цвет «Белизной»: она была непривлекательной, плоской, как Восточно-Европейская равнина, и сердитой уже с самого утра, хотя вряд ли кто-то успел вывести ее из себя в столь ранний час, ведь с момента открытия офиса прошло всего-то минут десять!