Не успел Мономах объяснить, что хочет встретиться со старшим специалистом Уразаевой, как девица, нацелив на него немыслимо длинный и острый ноготь с облупившимся лаком, сказала:
– Нет ее.
Все.
– А когда будет? – спросил Мономах.
– Не скоро.
– Не скоро – это как? Через час, через два?..
– Сегодня не будет. И завтра – тоже.
Девица говорила, выплевывая слова, словно каждое из них давалось с трудом, потому что под ее языком обосновался еж.
– Ладно, – пробормотал Мономах, слегка растерявшись, – тогда я хотел бы поговорить с вашим начальством.
– Начальства тоже нет. И не будет, – ответила девица, и Мономах уловил в тоне ее резкого, как наждачная бумага, голоса нотки злорадства: господи, да она устроилась на эту работу, чтобы иметь возможность говорить людям гадости да еще и получать за это бабки!
– Простите, а как вы здесь работаете, если никого нет на месте? – начиная закипать, поинтересовался Мономах.
– Хорошо работаем, с девяти до шести, – последовал ответ. – С перерывом на обед.
Мономах посмотрел на стоящую рядом Олю: на лице у девочки читалось смешение чувств – от откровенного страха до гнева. Неужели все зря, и им придется вот так просто уйти?
– Знаете, – сдерживая ярость, снова заговорил Мономах, – возможно, у вас создалось превратное впечатление, что в этом городе работаете только вы, но это не так: у меня нет времени, чтобы вылавливать ваших специалистов, когда им будет удобно! Свяжите меня с тем, кто на месте!
– Не могу, – покачала головой «церберша». – Сегодня не приемный день.
– И что это значит?
– Что сегодня все специалисты либо на выездах, либо работают с документами.
– Они так заняты бумагами, что не могут принять людей по важному делу?
– У нас тут, гражданин, все дела важные! – выпятив тончайшую нижнюю губу, процедила девица. – Приходите в приемные дни. До свидания!
Мономах едва подавил желание схватить бабу за грудки и вытащить из кабинки, пересчитав по дороге все ее тощие ребра, и сам удивился неожиданному приступу агрессии. Наверное, пора в отпуск – иначе он, того и гляди, кого-нибудь покалечит, и случится это не на операционном столе!
– Владимир Всеволодович?
Мономах резко обернулся на голос, прозвучавший откуда-то слева, со стороны двери на второй этаж, к которой его так и не пропустили. В нескольких шагах от него стояла немолодая полная женщина с аккуратным «каре» на темных волосах. Откуда она его знает, ведь он-то видит ее впервые в жизни!
– Вы вряд ли меня помните, – с улыбкой проговорила она, подходя и кидая быстрый взгляд на стоящую рядом с Мономахом девочку. – Я – Липкина, Липкина Наталья. Мой муж у вас лежал…
– Липкин? – перебил Мономах, и все сразу встало на свои места. – Коксартроз коленных суставов. Две операции с последующими реабилитациями, помню!
– Я слышала, что врачи запоминают не столько пациентов, сколько их болячки! – рассмеялась Липкина.
– Как ваш муж?
– Чудесно! Правда, Владимир Всеволодович, он словно возродился: до операций едва ползал и мучился от адских болей, а сейчас прямо летает!
– Рад за него. А вы, значит, тут работаете? Какое удивительное совпадение!
Липкина снова поглядела на Олю, уже более долгим взглядом.
– У вас проблемы? – спросила она. – Это ваша дочь?
– Нет, у меня сын. Он уже взрослый.
– Меня зовут Оля, – решила наконец заговорить девочка. – Владимир Всеволодович лечит мою маму.
– О! Ясно. Может, я смогу вам помочь?
Набрав в легкие побольше воздуха, Мономах вкратце изложил суть проблемы.
Внимательно его выслушав, Липкина сказала:
– Похоже, ваша проблема и впрямь серьезная, и в коридоре мы ее не решим. Давайте пройдем в кабинет? Там вы подробно все расскажете, и мы вместе подумаем, чем вам помочь, хорошо?
Мономах и Оля переглянулись, чувствуя себя парочкой заговорщиков, которым неожиданно улыбнулась удача.
– Итак, – начала Липкина, когда они устроились в кабинете с еще двумя столами, за которыми, однако, в данный момент никто не сидел, – давайте по порядку. Тебя Оля зовут, верно? – обратилась она к девочке. Та робко кивнула. – Значит, моя коллега забрала твоих младших братьев?
– Да, близнецов. Макса и Гошу. Им по пять лет.
– Так… А еще дети в семье есть? Помимо тебя, я имею в виду.
– Есть еще мой брат, Витя. Ему двенадцать.
– Интересно… – пробормотала Липкина, задумчиво жуя кончик карандаша.
Неожиданно этим жестом она напомнила ему другую женщину, следователя Суркову – та также грызла дерево, когда над чем-то размышляла.
– Что интересно? – поинтересовался Мономах.
– Что изъяли только младших. Обычно, если речь идет о том, что дети подвергаются опасности, забирают всех… Ладно, рассказывай, Оля, как все было!
Девочка растерянно посмотрела на Мономаха, не зная, с чего начать.
– Я тебе помогу, – правильно истолковала ее затруднение Липкина. – Кто находился дома, когда пришла сотрудница опеки?
– Только мы четверо.
– А отец и мать?
– Отец с нами не живет, его мама выгнала. А мама, она на работе была. Они ведь днем приходили, часа в три!
– А звонили до этого? – спросила Липкина. – Предупреждали о визите? Говорили, чтобы их ждали?