– А кто жаловался? – вмешалась Оля. – Какие соседи?
– Имен здесь нет, но анонимные жалобы тоже принимаются во внимание. Видите ли, когда речь идет о безопасности несовершеннолетних, считается, что все средства хороши… Оля, я попрошу тебя выйти на минутку, ладно? Мне нужно поговорить с Владимиром Всеволодовичем.
Девочка взглянула на Мономаха.
– Иди, Оля, – кивнул он. – Подожди меня в коридоре, ладно?
Когда она вышла, весьма неохотно и все время оглядываясь через плечо, Липкина сказала:
– Вы должны понять, Владимир Всеволодович, что я не могу вмешиваться в работу коллег – это неэтично. То, что мы вообще это обсуждаем…
– Я все понимаю, – перебил он. – Но вам не кажется, что…
– Кажется, – теперь его перебила Липкина. – И мы говорим с вами только по этой самой причине! Дело в том, что Маргарита Уразаева сейчас отсутствует, и я не знаю, когда она вернется – она в отпуске по уходу за больной матерью, в Казани. И еще, я не совсем уверена, насколько можно доверять словам девочки. Во-первых, она еще подросток, во-вторых, лицо, как вы сами должны понимать, заинтересованное. Конечно, она будет защищать мать и братьев, и все же…
– Да?
– Есть в этом деле странности, которые невозможно проигнорировать. Допустим, Оля сказала правду, и все происходило так, как она описывает. Меня настораживают три вещи. Первая: почему детей изъяли в отсутствие матери без предварительного уведомления? Опустим живейшее описание девочки самого процесса, но факт остается фактом! Второе: почему изъяли младших, а старших оставили «в опасности»? Если дела в семье действительно обстоят так плохо, изымать нужно было всех несовершеннолетних! Ну и, наконец, третье: на акте об изъятии стоит имя не только Маргариты Уразаевой, но и второго нашего специалиста, Лидии Ямщиковой, но такого просто быть не может, потому что Лида не работала на выездах. Да и Оля ваша, вот, утверждает, что к ним приходили только Маргарита и пристав…
– Ну а с этой Ямщиковой хотя бы можно поговорить? – перебил собеседницу Мономах. – Она на месте?
Лицо Липкиной вытянулось.
– Нет, к сожалению, встретиться с ней не получится… Понимаете, бедная Лида, она умерла!
– Умерла?
– Точнее, погибла. Ее… вроде бы убили.
– Убили? – снова переспросил Мономах, чувствуя себя идиотом из-за того, что повторяет реплики за Липкиной.
– Ой, что вы, тут такое было! Сначала-то мы думали, что это самоубийство – ну, что поделать, не выдержала молоденькая девчонка моральных нагрузок, но потом пришли люди из Следственного комитета, всех допрашивали на предмет, не было ли врагов у нашей Лидочки. Конечно, нас не любят, нас боятся, но чтобы убить… Тут ведь особый склад характера нужен, верно?
Мономаху вспомнился папаша Карпенко: какой уж тут склад характера – просто мужик пьет, не просыхая, вот и творит безобразия! Хотя, с другой стороны, и характер важен, ведь не зря говорят, что одни после выпитого становятся веселыми и разбитными, а другие, наоборот, агрессивными и злыми.
– Так что, – говорила между тем Липкина, – Маргарита единственный человек, который может дать пояснения по поводу изъятия детей из семьи Карпенко. Я попрошу нашу начальницу, Курбанову, позвонить ей и задать все необходимые вопросы. Надеюсь, ситуация разрешится!
– Наталья… – начал Мономах и вдруг сообразил, что не знает отчества женщины, которая согласилась им помочь.
– Просто Наталья, пожалуйста, – отмахнулась она. – Вы хотели что-то еще спросить?
– Да. Как же нам теперь узнать, где находятся близнецы? Оле хотелось бы их навестить, да и мать, наверное, позже, тоже захочет.
– Видите ли, Владимир Всеволодович, о местонахождении детей знает только Маргарита, а ее нет. На самом деле на этот счет существует инструкция: дети как можно скорее передаются в приемную семью, чтобы нахождение в приюте не нанесло им психологической травмы.
– Неужели такая травма сильнее отъема от семьи?
– Вы просто не знаете, с какими тяжелыми случаями нам приходится иметь дело: в таких ситуациях речь идет не просто о благополучии, но и о самой жизни детей!
– Но нельзя же всех мерить одной меркой, в самом деле! Как это – мать не лишена родительских прав, а детей отдают чужим людям и не позволяют общаться?!
– Нет-нет, вы неправильно поняли: никто не лишает мать и других родственников возможности встречаться с детьми, если нет решения суда! Поверьте, Владимир Всеволодович, мы стараемся все делать в интересах несовершеннолетних. Вам может казаться, что наши методы слишком суровы, но вы… вы просто не видели того, что видела я и каждый работник опеки. За годы работы я такого насмотрелась! Вот потому-то и не удивилась, узнав о самоубийстве Лидочки… Ах да, это же вовсе не самоубийство!
Когда они вышли на улицу, Мономах двинулся к машине, но, оглянувшись проверить, следует ли за ним Оля, увидел, что девочка опустилась на скамейку у входа, сложив на коленях сжатые в кулачки руки. Ее голова была опущена, и вся она представляла собой зрелище жалкое и достойное сочувствия.