Но въ этихъ путешествіяхъ, случайно попавъ два года тому назадъ въ Яссы и задержавшись здсь среди зимы, онъ тоже случайно встртился на какомъ-то концерт съ семнадцатилтней Елизаветой Турдза, младшей дочерью мстнаго аристократа и крупнаго политическаго дятеля. Несмотря на протестъ старика дяди и даже угрозы лишить наслдства, молодой виконтъ женился на красавиц румынк, увряя дядю, что она такъ воспитана и такъ великолпно говоритъ по-французски, что въ ней чужеземнаго нтъ ничего. Онъ уврялъ шутя дядю:
— Elle est plus parisienne, que Paris m^eme!
И дйствительно, молодая виконтесса, переселившись изъ Яссъ въ Парижъ, сама перестала за одну зиму врить, что не родилась на берегахъ Сены. Съ ней случилось то, что бываетъ съ извстными растеніями. Пересаженныя съ одной почвы на другую, они ростутъ и цвтутъ на славу и только иногда, впослдствіи, принимаютъ нкоторыя характерныя формы, чуждыя первоначальному виду.
Отель виконтессы Сенъ-Жерменскаго предмстья, какъ иностранки, собственно молдаванки, сталъ преимущественнымъ средоточіемъ экзотическаго общества, состоящаго изъ новыхъ номадовъ новыхъ временъ, кочующихъ во всхъ краяхъ міра, исключая своего.
Вроятно, благодаря этому элементу, вечера и балы Кергареновъ славились въ Париж, какъ самые оживленные. Только старики сенъ-жерменцы, бывая у виконтессы, подшучивали надъ господствующимъ въ ея салонахъ французскимъ языкомъ: «c'est du fran`eais internationalis'e»! — говорили они. Одинъ изъ «безсмертныхъ» пошутилъ даже, что на большомъ пріем или бал у Кергареновъ можно услыхать семь и восемь французскихъ языковъ, настолько различныхъ, что разговаривающіе часто другъ друга не вполн понимаютъ.
II
Около полуночи отель Кергаренъ былъ переполненъ гостями, балъ разгорался. Несмотря на большіе размры всхъ комнатъ, на обширность танцовальнаго зала, было все-таки тсно и жарко. Въ зал танцовали вальсъ на небольшомъ свободномъ пространств, а для кадрили молодежи приходилось обращаться къ уличнымъ полицейскимъ мрамъ — тснить и осаживать публику.
Вся эта элегантная толпа составлялась здсь изъ двухъ элементовъ: французы и иностранцы. Первые длились на аристократію и разночинцевъ; вторые — на зазжихъ и осдлыхъ или какъ ихъ прозвали: les 'exotiques de Paris. Въ этой пестрой толп, поэтому, рядомъ съ господствующимъ курьезнымъ французскимъ языкомъ слышались во всхъ углахъ всевозможные рчи, діалекты, оригинальные носовые и гортанные звуки.
Когда създъ кончился, хозяйка, высокая и стройная брюнетка, съ большими черными глазами, но съ густыми бровями, какъ усы юноши, и черезъ-чуръ полными губами, которыя мшали ей быть истой красавицей, перешла въ угловую маленькую гостиную, гд отдльно собралась кучка близкихъ знакомыхъ. Усвшись въ кружокъ, мужчины и женщины весело болтали. За исключеніемъ одного англичанина и одного француза, вс остальные были соотечественниками между собой — русскіе.
На диван, въ оригинальномъ нжно-фіолетовомъ туалет, отдланномъ фіалками, сидла баронесса Фуртъ-фонъ-Вертгеймъ, русская нмка по отцу и мужу, москвичка по мсту рожденія, но католичка. Это была женщина, лта которой сразу было трудно опредлить, но, однако, далеко за тридцать, если не вс сорокъ. А между тмъ, она была настолько еще моложава и красива, благодаря чудному цвту лица, глубокимъ темно-срымъ глазамъ и милой улыбк, что ея никто не причислялъ къ пожилымъ женщинамъ.
Около нея на маленькомъ золоченомъ стульчик примостился почти съ опасностью сорокалтній толстякъ, типическій брюнетъ съ жирнымъ, будто опухшимъ лицомъ, гладко-остриженный «на нтъ», что скрадывало его большую плшь на маковк, и тщательно обритый. Его типичность произношенія, голосъ и манера говорить, частить, все ясно свидтельствовало о его семитическомъ происхожденіи. Это былъ журналистъ Жакъ Мойеръ, натурализованный французъ и акклиматизованный парижанинъ. Онъ вкрадчиво и подобострастно объяснялъ что-то баронесс полушопотомъ. Она смотрла въ его мигающіе глаза своими добрыми и тихими глазами въ упоръ и пристально и въ нихъ сквозило снисходительное пренебреженіе.
Въ углу близъ камина помстились рядомъ на диванчик очень юный блондинъ и его жена, смуглая какъ цыганка. Этого почти юношу, но уже женатаго, всякій легко призналъ бы здсь за барона Вертгейма по чрезвычайному сходству съ моложавой матерью.
Недавно обвнчанные Вертгеймы не разлучались и въ гостяхъ, но вели себя почти какъ дти, и на нихъ вс такъ и смотрли.
Съ другой стороны камина, на кушетк, въ красивомъ полулежачемъ положеніи, которое именуется позой «покинутой Аріадны», граціозно пристроилась, облокотясь на вышитую подушку, молодая женщина, графиня Нордъ-Остъ, бросавшаяся въ глаза оригинальностью и изяществомъ своей вншности. Сровато-золотистые, вьющіеся волосы, синіе глаза съ зеленоватымъ отблескомъ и поразительно блыя, нжныхъ очертаній плечи и руки длали изъ нея настоящую красавицу.