Руй Диас чувствовал, как обдает его теплое влажное дыхание. И ласково потрепал коня по короткой гриве, по холке, где под шерстью, на совесть промытой и вычищенной, проступали вены, свидетельствуя, что животное здорово и что у него отличное кровообращение. Потом пощупал мускулы и крепкий прямой хребет, способный выдержать тяжесть галисийского седла и всадника в полном вооружении. Осмотрел зубы, оценил постановку ног и потрогал крупные твердые копыта, еще не знавшие подков. Взглянул туда, где в ожидании стояли Али Фарах, Минайя и Якуб аль-Хатиб, и после этого шепнул, почти касаясь губами уха коня:
– Назову тебя Бавьекой[17]
.Загородный дом покойного мужа Рашиды стоял на самом берегу реки, в зеленой свежести фруктовых садов. Водочерпалка по трубам подавала воду в огороды и в сад, и птичьи трели заглушали плеск и журчание.
Руй Диас дивился всему, что видел, и представлял, как же здесь должно быть прекрасно в самое лучшее время года, когда деревья густо покрываются листвой и зацветают. Ничего подобного он в жизни своей не видывал и невольно сравнивал изысканную роскошь, бросавшуюся в глаза, при дворах мусульманских государей – и едва ли не первобытную простоту христианских, обиталища которых по уюту и удобству остались почти такими же, как во времена готов.
– Да ну их, этих неженок, – разворчался как-то Диего Ордоньес, когда Руй Диас поделился с ним своими мыслями. – Покуда будут веять своими благовониями, да разбивать сады, да толковать свой Коран, мы им хребет сломаем. Обабились вконец! Они потому и вывозят мурабитов из Африки, что те, в отличие от них, еще похожи на мужчин. И потому мы, хоть и моемся реже, засунем им их Коран куда не надо.
Сейчас Руй Диас улыбался, вспоминая своего бранчливого сподвижника. И то, как настойчиво Мутаман советовал не пренебрегать приглашением Рашиды. Что же, решающий довод в пользу согласия был таков: перед началом похода не помешает один день упоительного безделья и отдыха. Приятное времяпрепровождение – музыка, вкусная еда, беседы, – а потом он снова станет Сидом Кампеадором.
Баня –
Вынырнув из облака благовонного пара, клубившегося над поверхностью воды, Руй Диас, освеженный и взбодрившийся, отряхнулся, как большой пес, и завернулся в полотенце, поданное служителем. Он впервые испытывал подобные ощущения и дивился тому, с какой благодарностью отзывалось на эту сладостную новизну его задубевшее в тяготах войны тело.
– Не угодно ли, Сиди, чтобы вас растерли?
Служитель, а верней, управитель был рослый и крепкий евнух средних лет с бритым черепом и серебряными серьгами в ушах. От испарины кожа его блестела, будто смазанная маслом. Он встретил кастильца при входе, показал ему новое платье из кордовской парчи, присланное эмиром, чтобы он достойно выглядел на пиру. Приглашено, сказал евнух, человек двенадцать званых гостей. Все – близкие друзья госпожи Рашиды.
– Угодно, – ответил Руй Диас после краткой заминки. – Только недолго.
Он обвязал полотенце вокруг пояса и побрел в клубах пара, пока не повалился вниз лицом и с закрытыми глазами на мраморный стол, застланный простыней.
– Доверите мне или желаете женщину?
Руй Диас удивленно открыл глаза:
– Не знал, что тут можно выбирать.
– Как же иначе, Сиди.
– Думаю, женщина больше подойдет.
– Слушаюсь.
Евнух вышел, а через мгновение появилась средних лет пышнотелая мавританка в длинной, до щиколоток, льняной тунике, оставлявшей на виду лишь крепкие смуглые руки. Волосы ее были убраны под платок, лоб и скулы – покрыты синеватыми татуировками. Не произнося ни слова, она приблизилась к столу, проворными пальцами умастила ароматическим маслом с мускусом спину кастильца и принялась мять, растирать и поколачивать ее.
Руй Диас закрыл глаза и отдался ей во власть. Наслаждаясь горячим паром и умелыми прикосновениями, разминавшими его мышцы. Тело обмякло, Руя потянуло в сон. Потом он и вправду уснул. Но вскоре приоткрыл глаза и вдруг увидел в нескольких шагах от себя босые ноги с выкрашенными ногтями и золотыми браслетами на щиколотках.
В растерянности поднял голову. Перед ним стояла Рашида, сестра эмира, и с улыбкой рассматривала его.
Влажный горячий воздух слегка размыл тушь, которой были подведены изумрудного оттенка глаза, и оттого они стали казаться еще светлее и прозрачней. Белый бурнус подчеркивал смуглоту кожи; голова Рашиды была непокрыта, волосы заплетены в косу, перекинутую через левое плечо.
– Ничего, чужестранец, что я смотрю на тебя? – самоуверенно спросила она.