Элантида

— Убить? Тогда все зависит от того, чему принадлежит его душа — своему народу или Бездне. Если Бездне — как я уже говорила, она тут же его поглощает, и он рассыпается в прах, а если своему народу, то Обряд Воссоединения проводят его близкие, и он, где бы он ни был — здесь, в Чертогах, или в любом другом месте Элантиды, оборачивается искрящимся облаком и его душа возвращается домой, к своим братьям. А бывает, что и близкие не нужны — Обряд очень прост, и он перед смертью может сам успеть произнести короткую просьбу, обращенную к предкам, или же это сделает его душа, если она достаточно мудрая.

— А если недостаточно?

— Тогда на помощь приходит Владыка Илидор. Он чувствует смерть любого Перворожденного, и если душа умершего не присоединилась к ранее ушедшим, то Илидор проводит обряд сам, причем, сделать это может, не выходя из своих покоев.

— Госпожа Аллеан… А почему это под силу одному лишь Владыке Илидору? Он что — бог?

Повелительница рассмеялась.

— Нет, он не бог. Он просто наш Верховный маг. Очень сильный. Недаром Богиня когда-то сделала его своим наместником.

— А что это значит?

— На сегодня хватит вопросов — ты слишком любопытна, — Аллеан взяла девочку за руку и повела обратно к Лесу. — Владыка и так очень рассердится, если узнает, куда я тебя водила, и что рассказывала.

— Да, — честно кивнула Латифа. — А как мой отец рассердится — ужас! Госпожа Аллеан!

— Что еще? — закатила глаза Высокородная.

— А давайте мы никому об этом не скажем?

Повелительница остановилась на мгновение и, забыв о том, как недавно оплакивала потерянные души своих братьев, залилась звонким смехом.

— Ой, малышка, с тобой не соскучишься! — покачала она головой. — Удивляюсь, как только твой отец может быть таким серьезным! Если бы ты была моей дочерью, у меня бы, наверное, улыбка с лица не сходила.

— А вы возьмите меня к себе, — бесхитростно предложила Латифа. — А я вас веселить буду.

Аллеан распахнула глаза и снова рассмеялась.

— Маленькая ты еще. Но за предложение спасибо. Вырастешь — обсудим.

Латифа вздохнула, оглядывая дивные Сады, доверенные ей Владыкой Илидором. Теперь она уже не та маленькая девочка, изводящая всех бесконечными вопросами и играющая везде, где ей ни заблагорассудится, не спрашивая на это ни у кого разрешения, будь то любимая беседка Владыки, любимое озеро молодого господина Эльстана или любимая аллея Повелительницы, где та любила гулять в одиночестве.

Это тогда она могла лазать по беседке, приводя за собой стаи маленьких, но очень звонкоголосых пташек, отвлекая Владыку от размышлений о судьбах мира, вызывая у него приступы смеха и катастрофическое нежелание работать. Это тогда она набрасывалась на Повелительницу с тьмой вопросов — это уже будучи чуть постарше, а еще раньше — с просьбами поиграть с ней в догонялки, поскольку в этой аллее интереснее всего бегать. А когда молодой господин возлежал на берегу озера, слагая стихи, перебирая струны своей любимой лютни, Латифа любила пригонять маленьких жеребят, щенков, или еще каких-нибудь детенышей, таких же несознательных, как и она сама, которые начинали бегать по берегу, резвиться и прыгать в озеро, создавая небывалый для Изумрудных Чертог шум и массу брызг, заливающих бессмертные творения господина Эльстана, и его самого превращая из Высокородного эльфийского принца в мокрого с ног до головы и злющего юношу, который тут же начинал гонять ее по всему берегу, чем вызывал у нашкодившей девочки неземной восторг.

Но все это было очень давно. Много воды утекло с того времени. Многое изменилось.

А госпожа Аллеан все же ушла. Хоть и обещала никогда этого не делать. Что с ней произошло — воссоединилась ли она с душами ушедших братьев или же ее поглотила Бездна, об этом Латифа так и не узнала. Как и никто в Чертогах — однажды госпожа Аллеан взошла на вершину холма, а обратно не спустилась. А что там было, на окутанном призрачным светом пике, никому знать было не дано — разве что только Илидору, но он ничего не говорил, а спрашивать его никто не решался. Все знали, как она была дорога сердцу Владыки, и лишний раз бередить его душевную рану никто не хотел.

И Латифа, которой все больше и больше втолковывали, как должна себя вести приличная девушка, тем более — Перворожденная, и тем более — дочь первого советника Владыки, его министра Талиэна — тоже не стала одолевать Илидора своими вопросами…

О чем вскоре пожалела. Илидор все больше молчал, общались они все реже, и вскоре, — как ей показалось тогда, — о ее чудачествах и вовсе забыли, начав ее воспринимать только как дочь высокородного эльфа. О ее помолвке с Эльстаном уже не говорили — хотя раньше и госпожа Аллеан, и сам Илидор неоднократно на это намекали, а юный принц только краснел и начинал читать ей лекции о взращивании Садов, Хранителем которых он являлся — впрочем, его лекции были очень интересными, Сады она любила, а о замужестве еще не помышляла, так что ничего неестественного в поведении принца она не видела и была вполне довольна таким положением вещей.