Читаем Эльдар Рязанов полностью

Андерсену, конечно, приходилось хуже, чем Рязанову, — датчанин куда эмоциональнее реагировал на любое недоброжелательное слово о его творчестве:

«— Я уеду отсюда, — рыдал оскорбленный Андерсен. — Они ненавидят меня! Что я им сделал? Они мне завидуют. О, наши критики стреляют только по движущимся мишеням!»

(Заметим, что о кинокритиках, стреляющих по движущимся мишеням, сам Рязанов говорил неоднократно, причем задолго до того, как приписал эти слова Андерсену.)

Венцом этого противостояния гения и толпы критиканов служит сцена на приеме в доме Генриетты (подруги юности сказочника), где не обходится и без избыточного безумства, свойственного творчеству «позднего» Рязанова:

«Андерсен, придававший своей внешности большое значение, снова прилип к зеркалу. И вдруг до его слуха донеслись громкие разглагольствования Мейслинга.

— Ведь Андерсен в этом гадком утенке изобразил самого себя. А птичий двор — это наша страна. А мы все — злобные, отвратительные обыватели. Все эти индюки, петухи, гуси, павлины, которые только и делают, что шипят, клюют его, щиплют — это мы! А он — о-о-о! — видите ли — бедная крошка! — возомнил себя не кем-нибудь, а прекрасным белым лебедем!

Андерсен приблизился к двери гостиной. Он мучительно вслушивался в раскатистый бархатный голос своего бывшего педагога и мучителя. Разумеется, Мейслинга поддержал бородатый Матизен:

— А какой он лебедь? Вспомните, у него же руки до полу. Типичный павиан, горилла, орангутанг. <…>

Андерсен повернулся к входной двери, намереваясь уйти, пока его никто не видел, но внезапно передумал. Он повернулся и резко вошел быстрыми шагами в гостиную. Вид сочинителя не предвещал ничего доброго. Хохоток стих. Наступила тишина.

— Добрый день, любезные индюки, — поклонился Ханс Кристиан, — а также петухи, гуси и павлины! Орангутанг приветствует вас.

Тут Андерсен засунул свой язык под верхнюю губу и выпятил ее. Потом выпучил глаза, а согнутой ладонью принялся оттопыривать свое ухо. Второй рукой он усердно чесал себя под мышкой и в этот момент действительно походил на большую обезьяну. Потом, скорчившись, он сделал по комнате несколько прыжков, вскочил на стул и издал нечленораздельный вопль. Далее, отбросив стул, подпрыгнул и повис на своем друге Торвальдсене, еще раз завопил по-обезьяньи, угрожающе скакнул, лязгнув зубами около лица Главного цензора, и бросился опрометью из дома».

Сценарий не дался Рязанову легко — даже с учетом соавторства с Квирикадзе, взявшим на себя половину работы. Но постановка этого сценария обещала быть еще более проблематичной и изматывающей; «Андерсен» — едва ли не самая сложная в постановочном отношении рязановская картина. Фактически это несколько маленьких и очень разных фильмов, в совокупности составивших один большой пестрый фильм. Причудливо переплетаются повесть о юном Андерсене, рассказ о зрелых годах писателя, несколько его подлинных сказок и придуманных сценаристами снов-видений. В одном из таковых Ханс Кристиан, обувший свои знаменитые «калоши счастья» из одноименной сказки, переносится аж в XX век и временно перевоплощается в датского короля Кристиана X, в годы Второй мировой войны не без достоинства отреагировавшего на оккупацию страны нацистами… Словом, Рязанов замахнулся на постановку картины, сопоставимой с голливудским блокбастером.

«Фильм предстояло снимать многонаселенный, с огромным количеством действующих персонажей, не считая участников массовых сцен. Нищие, обитатели сумасшедшего дома, короли, придворные, министры, адмиралы, персонажи нескольких андерсеновских сказок (а это отдельный мир), знаменитые певицы, актеры того времени, рабочие суконной фабрики, проститутки, гимназисты, солдаты и офицеры гитлеровской армии, старинные конькобежцы, гробовщики, музыканты, моряки, датские гвардейцы, сапожники… Надо было найти или построить старые парусные корабли, первые пароходы, „смирительный дом“, жилище родителей Андерсена, каток при дворце герцога, суконную фабрику, гимназию тех времен, жилые апартаменты, три разных театра первой половины XIX века, декорации для сказок „Тень“, „Свинопас“, „Огниво“, королевские покои и залы, дом адмирала, улицы города Оденсе, рыбный рынок в Копенгагене, кладбище, улицы, запруженные народом, коляски, кареты, почтовые дилижансы, магазины игрушек той эпохи и еще много чего».

Закончив сценарий, Рязанов не спешил обращаться непосредственно к Путину, благодаря которому, собственно, и затеял весь проект. Первоначальная небольшая сумма денег на съемки «Андерсена» была выделена Федеральным агентством по культуре и кинематографии.

Начался подготовительный период — пошив костюмов, строительство декораций, экспедиция в Данию для выбора мест натурных съемок… И, разумеется, кинопробы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов

Большие социальные преобразования XX века в России и Европе неизменно вели к пересмотру устоявшихся гендерных конвенций. Именно в эти периоды в культуре появлялись так называемые новые женщины – персонажи, в которых отражались ценности прогрессивной части общества и надежды на еще большую женскую эмансипацию. Светлана Смагина в своей книге выдвигает концепцию, что общественные изменения репрезентируются в кино именно через таких персонажей, и подробно анализирует образы новых женщин в национальном кинематографе скандинавских стран, Германии, Франции и России. Автор демонстрирует, как со временем героини, ранее не вписывавшиеся в патриархальную систему координат и занимавшие маргинальное место в обществе, становятся рупорами революционных идей и новых феминистских ценностей. В центре внимания исследовательницы – три исторических периода, принципиально изменивших развитие не только России в XX веке, но и западных стран: начавшиеся в 1917 году революционные преобразования (включая своего рода подготовительный дореволюционный период), изменение общественной формации после 1991 года в России, а также период молодежных волнений 1960-х годов в Европе. Светлана Смагина – доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Аналитического отдела Научно-исследовательского центра кинообразования и экранных искусств ВГИК.

Светлана Александровна Смагина

Кино