Эльдорадо

Водка была ледяной, обожгла горло, но провалилась вниз на удивление легко. На душе вновь потеплело, а ноги, хоть и заплетались, но снова переступали теперь с куда меньшими усилиями. Можно было идти домой.

В подъезде привычно пахло мочой и тухлятиной, а лифт, конечно же, не работал, точно так же, как и весь последний месяц, но сейчас Сергей всего этого почти не заметил. Задевая стены и повисая на перилах, медленно забирался к себе на четвертый этаж и думал – вот почти из-за каждой двери, на всех лестничных площадках, бухтит телевизор, гремит тупая музыка и слышаться идиотически-радостный смех – для чего весь этот ритуал, бесконечное повторение одного и того же?! Кого они все пытаются обмануть? Самих себя?

На самом деле, глупо и спрашивать, разумеется, самих себя. Точно, как и он сам, сейчас, уже напившись, продолжая напиваться повторно, и собираясь встретить этот Новый год в стельку пьяным, во многом именно из-за того, что в течении многих лет делал это практически трезвым. Чтобы было не так, как раньше. А зачем? Просто, чтобы было…

Ход мыслей то замедлялся до еле заметного шевеления плавников выброшенных на берег, умирающих рыб, то разгонялся до скоростей космических сверхновых. К тому моменту, когда Сергей добрался до своей, обитой черным дерматином двери в квартиру номер 16, он уже осознанно решил, что хочет спиться. Потрясающее достижение для, без малого сорока лет, вполне достойная цель на всю оставшуюся часть жизни. Главное, как он и хотел, очень новое.

Перед тем, как позвонить, он глотнул еще водки, в несколько глотков втянув в себя едва ли не четверть бутылки – поэтому, когда Люська, возникнув в освещенном прямоугольнике дверного проема, осознала кого и в каком виде перед собой видит, в голове так сильно и гулко шумело, что Сергей почти не слышал криков, только видел перед собой искаженное от ярости лицо жены. Оправдываться он и не пытался, это было бесполезно, даже будь у него какие-либо оправдательные аргументы – ранее, когда они ругались на вполне трезвую голову, а это у них, в последнее время, случалось чуть ли не ежедневно, Люська никогда никого не слышала, кроме себя. Впрочем, и он сам, наверное, тоже.

Он протиснулся мимо нее по коридору, сбросив куртку на пол и прижимая к себе бутылки – сейчас его больше всего волновало, как бы жена не разбила их в порыве ярости. Не разуваясь, прошлепал в гостиную, оставляя на модной, недавно купленной в кредит ковровой дорожке и ламинате, черные, мокрые следы, едва не свалил по пути установленную на табуретку куцую елку, споткнулся о выползшего откуда-то сбоку сына, что-то отчаянно вопившего и, судя по всему, вопрошавшего, где обещанное «Лего», или, что он там ему обещал, с размаху плюхнулся в кресло. Втянул еще несколько глотков ледяной водки, с наслаждением откинулся на спинку. Что ж, похоже, возвращение домой состоялось…