Элеанор Олифант в полном порядке

Он сделал большой глоток пива.

– Ага. Она несколько раз предлагала встретиться. Мы сходили в кино, а потом немного выпили.

– Звучит здорово, – сказала я. – Значит, она теперь твоя девушка?

Рэймонд махнул официанту рукой, чтобы тот принес еще пива.

– Лаура чудесный человек, – сказал он, – но не думаю, что я буду еще с ней видеться.

Официант принес пиво и меню, я заказала себе «Данделион энд бердок»[17]. К моему удивлению, в этом стильном баре в самом центре города его не оказалось, и мне пришлось обойтись колой.

– Почему? – спросила я. – Лаура такая красотка.

Рэймонд вздохнул.

– Но ведь все немного сложнее, правда же? Она для меня немного… слишком сложная, если ты понимаешь, о чем я.

– По правде говоря, не очень, – ответила я.

– Честно говоря, она не в моем вкусе, – он с шумом отхлебнул пива. – Внешность, конечно же, важна, не спорю, но еще ведь важно смеяться вместе, получать удовольствие от общения. Мне кажется, у нас с Лаурой не особенно много общего.

Я пожала плечами, не зная, что ответить. В этой области меня вряд ли можно было считать знатоком.

Какое-то время мы помолчали. Рэймонд был ужасно бледен и явно чувствовал себя плохо. Классические синдромы похмелья. К счастью, я, награжденная от природы крепким здоровьем, от него никогда не мучилась.

Я заказала омлет от шеф-повара Арнольда Беннетта, а Рэймонд выбрал полный английский завтрак с дополнительными тостами.

– Мы с Дейзи здорово набрались виски, когда я вернулся домой, – объяснил он. – От этого мне полегчает.

– Не приучай себя к спиртному, Рэймонд, – печально сказала я, – ты же не хочешь закончить, как я?

Рэймонд взял меня за руку, немного подержал ее.

– Ты отлично справляешься, Элеанор, – сказал он.

Принесли заказ. Пока Рэймонд ел, я старалась на него не смотреть. Это зрелище никогда не было особо приятным. Я подумала, чем сейчас может заниматься Глен. Интересно, ее когда-нибудь можно будет взять с собой, чтобы она сидела на высоком стуле вместе с нами за столом? Я не видела никаких доводов против, кроме потенциальных жалоб узколобого антикошачьего контингента заведения.

– Смотри, Рэймонд! – сказала я, выставив перед его носом телефон.

Он проглядел первые четыре фотографии.

– Я рад, Элеанор, похоже, она полностью обустроилась в твоей квартире.

– Да ты посмотри до конца, – предложила я.

Он рассеяно пролистал еще несколько снимков, и я поняла, что ему неинтересно. Бисер перед свиньями.

Мы говорили о несущественных предметах в ожидании кофе. Когда его принесли, разговор на время затих, и Рэймонд просыпал на стол пакетик сахара. Он стал собирать крупинки указательным пальцем, что-то фальшиво напевая себе под нос, как он всегда делал, когда нервничал. Заусенцы у него на пальцах были обкусаны, ногти выглядели грязноватыми, – этот человек порой меня просто бесил.

– Слушай, Элеанор, мне нужно тебе кое-что сказать, но обещай, что не будешь сердиться.

Я откинулась на стуле и стала ждать продолжения.

– Я тут поискал в Интернете информацию о твоей маме и о том, что тогда произошло.

Я смотрела на крупинки сахара. Как получается, что каждая такая маленькая, но при этом с такими идеальными гранями?

– Элеанор? – окликнул меня Рэймонд. – Я, конечно, мог найти что-то не то, но я загуглил «поджог», «Лондон» и год, когда это случилось, и получил несколько газетных статей, на которые ты, возможно, захочешь посмотреть. Если нет, ничего страшного, это твое право. Просто хотел тебе сообщить, на тот случай… словом, на тот случай, если ты передумала и решила все выяснить.

На несколько мгновений я мысленно отправилась в свое счастливое место – в пушистую, розово-белую долину, где кружили синешейки, тихо журчали ручьи, а теперь еще мурлыкала кошка с проплешинами.

– Где, ты говоришь, сейчас твоя мама? – очень мягко спросил он.

– Не знаю, – пробормотала я, – она сама со мной связывается. И никак иначе.

Я попыталась истолковать выражение его лица. Порой это дается мне с трудом. Кроссворды намного, намного проще. Попытайся я угадать, что написано на лице Рэймонда, ответ был бы таков: жалость, печаль, страх. Ничего хорошего. Но за ними проглядывали доброта и деликатность. Он сокрушался и боялся за меня, но никогда не причинил бы мне вреда. Меня это немного утешило.

– Слушай, мы больше не будем об этом говорить, ладно? Я просто хотел сказать, что… если ты вдруг что-то вспомнишь… у психотерапевта или как-то еще… то я смогу дать ответы на какие-то вопросы. Но, конечно, только если ты захочешь, – поспешно добавил он.

Я задумалась. В душе зрело смутное раздражение.

– Рэймонд, – сказала я, – мне представляется, что с твоей стороны неуместно пытаться подтолкнуть меня в этом направлении, пока я сама не готова. Я и своими силами вполне успешно продвигаюсь вперед.

Потерпи, Марианна. Я уже иду к тебе.

Я посмотрела на Рэймонда. Он стал еще бледнее, рот его слегка приоткрылся, глаза погасли и остекленели. Зрелище не самое привлекательное.