Элегии и малые поэмы

        Вспомни, ты сам признавал безупречным мое поведение,

90   Сам ты для смотра коня некогда мне подарил.[544]

        Пусть все это ничто, пусть честность нам не приносит

        Славы — но все ж и вины не было также на мне.

        Я не обидел ничем порученных мне подсудимых

        Там, где вершат дела десятью десять мужей.

95   Я безупречно решал в суде гражданские тяжбы,[545]

        Из проигравших никто не усомнился во мне.

        О злополучный, не стань я жертвой недавних событий, —

        Мне правосудье твое не угрожало ничем.

        Случай меня погубил, и под первым натиском бури

100 В бездне морской потонул течи не знавший корабль.

        Нет, не одною волной меня опрокинуло, — воды

        Хлынули все на меня, ринулся весь Океан.

        О, для чего провинились глаза, увидевши нечто?

        Как на себя я навлек, неосторожный, вину?

105 Раз невзначай увидал Актеон нагую Диану:

        Дичью для собственных псов стал из-за этого он.

        Значит, невольной вины не прощают всевышние людям,

        Милости нет, коли бог даже случайно задет.

        Ибо в горестный день, когда совершил я ошибку,

110 Рухнул, пусть небольшой, но незапятнанный дом.

        Пусть небольшой, но в дали веков отеческих зримый,

        Он благородством своим мог бы поспорить с любым.

        Он не бросался в глаза ни роскошью, ни нищетою,

        Не выделялся ничем — истого всадника дом.

115 Если б и не был мой дом старинным всадника домом,

        Славу ему бы принес мой поэтический дар,

        И хоть язвят, что его я на шалости тратил пустые,

        Громкое имя мое миру известно всему.

        Тьма просвещенных умов Назона знает и ценит

120 И причисляет его к самым любимым певцам.

        Вот и обрушился дом, лишь недавно Музам любезный,

        Пал под гнетом одной, хоть и немалой, вины.

        Все же так он упал, что воздвигнуться может из праха,

        Если смягчится вдруг Цезаря праведный гнев.

125 Столь милосердным себя явил в наказании Цезарь,

        Что оказалось оно мягче, чем я ожидал.

        Мне дарована жизнь, и до казни свой гнев не простер ты,

        Пользуясь силой своей, меру ты, принцепс, хранил.

        Ты достоянья меня не лишил — наследия предков,[546]

130 Будто бы мало того, что подарил ты мне жизнь.

        Не был я заклеймен как преступник решеньем сената,

        Не был я присужден к ссылке особым судом.

        Сам произнес приговор и сам, как правитель достойный,

        Ты за обиды свои в горьких словах отомстил.

135 Даже и этот эдикт, для меня суровый и грозный,

        Все-таки можно еще легкою карой назвать,

        Ибо значится в нем, что я не изгнан, а сослан,

        Мне облегчают судьбу мягкие эти слова.

        Люди со здравым умом считают из всех наказаний

140 Самым тяжелым одно — вызвать твою неприязнь.

        Но ведь бывает порой божество к мольбам благосклонно,

        Но ведь сменяет порой бурю сияющий день.

        Видеть мне вяз довелось, отягченный лозой виноградной,

        Ствол которого был молнией бога задет.

145 Пусть ты надеяться мне запретил, я все же надеюсь, —

        В этом одном не могу повиноваться тебе.

        Весь я полон надежд, как твое милосердие вспомню,

        Весь — безнадежность, едва вспомню проступки мои.

        Но как у буйных ветров, взмущающих лоно морское,

150 Не одинаков задор, не беспрерывен разгул,

        Между порывами вдруг спадают они, и слабеют,

        И затихают совсем, словно лишенные сил.

        Так то отхлынут, то вновь ко мне возвращаются страхи,

        Как и надежды мои милость твою пробудить.

155 Ради всевышних богов, — да продлят тебе долгие годы,

        Если только они к римлянам благоволят,

        Ради отчизны моей, что сильна твоим попеченьем,

        Частью которой и я был среди граждан других,

160 Пусть, за высокий твой дух и дела воздав по заслугам,

        Платит любовью стократ Рим благодарный тебе.

        В полном согласье с тобой да живет еще долгие годы

        Ливия, что изо всех ровня тебе одному,

        Та, без которой тебе остаться бы должно безбрачным, —

        Кроме нее, никому мужем ты стать бы не мог.

165 Рядом с тобой невредим да будет твой сын, чтобы в дальней

        Старости власть разделить вместе с тобой, стариком.

        Да продолжают и впредь по твоим следам и по отчим

        Юные внуки твои, юные звезды, идти.[547]

        Да устремится опять к твоим знаменам победа,

170 Лик свой являя бойцам с нею сроднившихся войск,

        Над авзонийским вождем пусть она, как прежде, витает,

        Кудри лавровым венком пусть украшает тому,

        Кто идет за тебя, собой рискуя, в сраженья,

        Кто получил от тебя власть и поддержку богов.

175 Здесь половиной души за Городом ты наблюдаешь,

        Там половиной другой делишь опасности с ним;[548]

        Пусть он вернется к тебе с победой над всеми врагами,

        Пусть на венчанных конях высится светлый, как бог, —

180 Сжалься и молний своих отложи разящие стрелы.

        Это оружие мне слишком знакомо, увы!

        Сжалься, отчизны отец, и, помня об имени этом,

        Дай мне надежду мольбой сердце твое укротить.

        Не о возврате молю, хотя великие боги

        Могут тому, кто просил, сверх ожидания дать.

185 Сделай изгнанье мое не столь суровым и дальним, —

        Больше чем вдвое его ты для меня облегчишь.

        Сколько я тягот терплю, заброшенный в землю чужую,

        Прочь из отчизны моей сосланный далее всех!

        Я возле устьев живу семиструнного Истра в изгнанье,

190 Дева аркадская здесь мучит морозом меня.

        От многочисленных орд язигов, колхов и гетов

        И метереев с трудом нас защищает Дунай.

        Многие больше меня виновны перед тобою,

        Но не сослали из них дальше меня никого.