Элегии и малые поэмы

[603]

Тот я, кто некогда был любви певцом шаловливым.
Слушай, потомство, и знай, чьи ты читаешь стихи.

Город родной мой — Сульмон, водой студеной обильный,
Он в девяноста всего милях от Рима лежит.
5 Здесь я увидел свет (да будет время известно)
В год, когда консулов двух гибель настигла в бою.
Важно это иль нет, но от дедов досталось мне званье,
Не от Фортуны щедрот всадником сделался я.
Не был первенцем я в семье: всего на двенадцать
10 Месяцев раньше меня старший мой брат родился.
В день рожденья сиял нам обоим один Светоносец,
День освящали один жертвенных два пирога.
Первым в чреде пятидневных торжеств щитоносной Минервы
Этот день окроплен кровью сражений всегда.
15 Рано отдали нас в ученье; отцовской заботой
К лучшим в Риме ходить стали наставникам мы.
Брат, для словесных боев и для форума будто рожденный,
Был к красноречыо всегда склонен с мальчишеских лет,
Мне же с детства милей была небожителям служба,
20 Муза к труду своему душу украдкой влекла.
Часто твердил мне отец: «Оставь никчемное дело!
Хоть Меонийца возьми — много ль он нажил богатств?»
Не был я глух к отцовским словам: Геликон покидая,
Превозмогая себя, прозой старался писать, —
25 Сами собою слова слагались в мерные строчки,
Что ни пытаюсь сказать — все получается стих.

Год за годом меж тем проходили шагом неслышным,
Следом за братом и я взрослую тогу надел.
Пурпур с широкой каймой тогда окутал нам плечи,
30 Но оставались верны оба пристрастьям своим.
Умер мой брат, не дожив второго десятилетья,
Я же лишился с тех пор части себя самого.
Должности стал занимать, открытые для молодежи.
Стал одним из троих тюрьмы блюдущих мужей.
35 В курию мне оставалось войти — но был не по силам
Мне этот груз; предпочел узкую я полосу.
Не был вынослив я, и душа к труду не лежала,
Честолюбивых забот я сторонился всегда.
Сестры звали меня аонийские к мирным досугам,
40 И самому мне всегда праздность по вкусу была.

Знаться с поэтами стал я в ту пору и чтил их настолько,
Что небожителем мне каждый казался певец.
Макр был старше меня, но нередко читал мне о птицах —
Губит какая из змей, лечит какая из трав.[604]
45 Мне о любовном огне читал нередко Проперций,
Нас равноправный союз дружбы надолго связал.
Славный ямбами Басс и Понтик, гексаметром славный,[605]
Также были в числе самых любимых друзей.
Слух мне однажды пленил на размеры щедрый Гораций, —
50 Звон авзонийской струны, строй безупречных стихов.
Только видеть пришлось мне Марона, и Парка скупая
Времени мне не дала дружбу с Тибуллом свести.
Галл, он тебе наследником был, а Тибуллу — Проперций,
Был лишь по времени я в этой четвертым чреде.
55 Младшими был я чтим не меньше, чем старшие мною,
Долго известности ждать Музе моей не пришлось.
Юношеские стихи прочитал я публично впервые,
Только лишь раз или два щеки успевши побрить.
Мой вдохновляла талант по всему воспетая Риму
60 Женщина; ложное ей имя Коринны я дал.
Много писал я тогда, но всё, в чем видел изъяны,
Отдал охотно я сам на исправленье огню.
Сжег перед ссылкой и то, что могло бы понравиться людям,
В гневе на собственный дар страсть к стихотворству прокляв.

65 Нежное сердце мое открыто для стрел Купидона
Было, и всякий пустяк в трепет его приводил.
Но и при этом, хоть я от малейшей вспыхивал искры,
Все ж пересудами Рим имя мое не чернил.
Чуть не мальчишкой меня на пустой, ничтожной женили
70 Женщине, и потому был кратковременным брак.
Ту, что сменила ее, упрекнуть ни в чем не могу я,
Но оказался и с ней столь же непрочным союз.
Третья зато и на старости лет со мною, как прежде,
Хоть и досталось ей быть ссыльного мужа женой.
75 Дочь совсем молодой меня дедом сделать успела,
Двух родила она мне внуков от разных мужей.
Срок своей жизни отец исчерпал: к девяти пятилетьям
Девять прибавка еще, он удалился к теням.
Так же я плакал над ним, как он бы плакал над сыном;
80 Следом за ним и мать я положил на костер.
Счастье и ей, и ему, что вовремя смерть их настигла,
Что до ссылки моей оба закрыли глаза.
Счастье и мне, что им при жизни я не доставил
Горя, что им не пришлось видеть несчастным меня.
85 Если от тех, кто усоп, не одни имена остаются,
Если последний костер легким не страшен теням,
Если молва обо мне к вам достигла, родителей тени,
И разбирают вину нашу в стигийском суде, —
Знайте, молю (ведь обманывать вас грешно мне), что сослан
90 Я не за умысел злой, а за оплошность мою.

Манам довольно того, что я им воздал. Возвращаюсь
К вам, кто о жизни моей жадно стремится узнать.
Лучшие годы уже прогнала, приблизившись, старость,
И седину к волосам уж подмешала она.
95 Девять раз уносил в венке из писейской оливы
Всадник награду с тех пор, как родился я на свет.
Тут-то меня удалил на левый берег Эвксина,
В Томы, задетого мной Цезаря гневный приказ.
Этой причина беды даже слишком известна повсюду,
100 Незачем мне самому тут показанья давать.
Как рассказать об измене друзей, о слугах зловредных?
Многое вынести мне хуже, чем ссылка, пришлось,
Но воспротивился дух, не желая сдаваться несчастьям:
Силы собрал и явил непобедимым себя.
105 Праздную жизнь позабыв, с просторной тогой расставшись,
Я непривычной рукой вовремя взялся за меч.
Сколько есть звезд на невидимом нам и на видимом небе,
Столько же вынес я бед на море и на земле.
Долго скитаться пришлось, но я достиг побережья,
110 Где по соседству живет с гетами лучник-сармат,
Здесь, хоть кругом оружье звенит, облегчить я пытаюсь
Песней, какою могу, скорбную участь мою;
Пусть тут нет никого, кто бы выслушал новые строки,
Все-таки день скоротать мне помогают они.
115 Что же! За то, что я жив, что терплю все тяготы стойко,
Что не постыла мне жизнь и треволненья ее,
Муза, спасибо тебе! Ибо ты утешенье приносишь,
Отдых даешь от тревог, душу приходишь делить.
Ты мне и спутник и вождь, ты меня от Истра уводишь,
120 На Геликоне даешь место по-прежнему мне.
Ты, как немногим, дала мне при жизни громкое имя,
Хоть лишь по смерти молва дарит обычно его.
Черная зависть, что все современное злобно поносит,
Ни одного из моих не уязвила трудов,
125 Несправедлива молва не была к моему дарованью,
Хоть и немало больших век наш поэтов родил.
Выше себя я ставил их всех, но многие вровень
Ставили нас, и весь мир песни читает мои.
И, если истина есть в провиденье вещих поэтов,
130 То и по смерти, земля, я не достанусь тебе.

Славой моим ли стихам иль твоей любви я обязан,
Ты благодарность мою, верный читатель, прими.