Элегия Хиллбилли

Я всерьез подумывал, не сходить ли мне к психологу, хотя тошнило от одной мысли, что придется вываливать свои чувства незнакомцу. Вместо этого я пошел в библиотеку и выяснил, что поведение, которое я считал привычным, давно является предметом научного осмысления. Психологи называют такое детство, как у меня и Линдси, «неблагоприятным детским опытом», или НДО. НДО — это травматические события в детстве, которые имеют последствия в зрелом возрасте. Травма ведь бывает не только физической. Вот наиболее частые события или эмоции, которые влекут за собой НДО:

— родители часто вас оскорбляли и унижали;

— вас пугали, толкали, хватали и шлепали;

— в вашей семье не ценили друг друга и не поддерживали в разных начинаниях;

— родители развелись или жили отдельно;

— вы жили с алкоголиком или наркоманом;

— вы жили с человеком, больным депрессией или пытавшимся совершить самоубийство;

— на ваших глазах близкий человек подвергался насилию.

НДО встречается везде, в любом сообществе. Однако исследования показывают, что чаще всего его наблюдают в той демографической среде, где рос я. Отчет детского целевого фонда штата Винсконсин, например, показал, что среди людей, имеющих высшее образование («белых воротничков»), с НДО столкнулись менее половины опрошенных, в то время как среди рабочего класса больше половины респондентов отметили один пункт опросника и около 40 % — сразу несколько. Только представьте: четыре человека из десяти не раз испытывали в детстве психологические травмы! Среди «белых воротничков» таковых было всего 29 %.

Я дал опросник, который психологи используют для выявления НДО, тетушке Ви, дядюшке Дэну, Линдси и Юше. Тетушка Ви отметила семь пунктов — больше, чем мы с Линдси (у нас было по шесть). Дэн и Юша — двое самых странных людей в нашей семье — ни одного. Эти чудики в детстве никогда не испытывали травм!

Дети с множественным НДО чаще страдают от тревоги и депрессии, у них диагностируют сердечно-сосудистые заболевания и ожирение, нередки случаи рака. Еще они с большей долей вероятности не справляются с учебой, а в зрелом возрасте не могут наладить отношения с противоположным полом. Даже чересчур громкие крики могут нарушить чувство безопасности у ребенка, повлиять на детскую психику и спровоцировать в будущем поведенческие проблемы.

Педиатры из Гарварда изучали влияние детских травм на психику. Помимо негативных последствий для здоровья врачи также обнаружили, что постоянный стресс изменяет у ребенка химический состав мозга. В конце концов, стресс — это физиологическая реакция, следствие того, что в организме в ответ на какой-то раздражитель повышается уровень адреналина и прочих гормонов. Иными словами, возникает классическая реакция в духе «бей или беги», которой мы учимся еще в начальной школе. Иногда под воздействием гормонов самые обыкновенные люди совершают героические подвиги, демонстрируют редкую силу и храбрость. Мать способна поднять тяжелую плиту придавившую ребенка; пожилая женщина ради спасения мужа — придушить голыми руками горного льва.

К несчастью, в постоянном режиме реакция «бей или беги» разрушает организм. По словам доктора Надин Бурк Харрис, адреналин спасет вас, «если вдруг в лесу вы повстречали медведя. Однако беда в том, что своего медведя вы встречаете каждый вечер, когда он приходит из бара». В таком случае, как обнаружили исследователи из Гарварда, участок мозга, отвечающий за действия в стрессовой ситуации, разрастается. «Значительный стресс в раннем детстве, — пишут они, — <…> приводит к гиперактивной или хронически активизированной физиологической реакции на стресс наряду с чувством повышенного страха и тревоги». У детей вроде меня часть мозга, отвечающая за стресс и конфликт, всегда активна, а предохранитель не срабатывает. Мы постоянно готовы драться или бежать, потому что медведь всегда рядом — будь то пьяный отец или разгневанная мать. Мы скованы конфликтом по рукам и ногам и таскаем эти оковы с собой, даже если в доме мир и покой.

Семьи американских рабочих, с какой стороны ни посмотреть, находятся в крайне нестабильной ситуации — хуже просто не представить. Взять, к примеру, череду маминых кавалеров, кандидатов нам в отцы. Такого не может быть ни в одной другой стране. Во Франции, например, количество детей, у которых сменилось более трех отчимов — менее половины процента, то есть один ребенок из двухсот. В Швеции (где второй по величине мировой показатель) — 2,6 %, или один из сорока. В США эта цифра составляет 8,2 %, то есть каждый двенадцатый ребенок! Причем если брать для анализа исключительно рабочий класс, эти цифры будут еще выше. Самое грустное в том, что нестабильные отношения, как и домашние конфликты, неизбежно замыкаются в порочный круг. Как выяснили социологи Паула Форнби и Эндрю Черлин, «все большее количество источников свидетельствует о том, что дети, претерпевающие многочисленные изменения в составе семьи, могут развиваться хуже детей, воспитывающихся в стабильных семьях с двумя родителями или только с одним».