Электра

Поначалу – мягким ли изгибом руки, блеском ли волос – мне напоминали Ифигению все девушки, даже вовсе не нее непохожие. Увидев рабыню или юную аристократку из какой-нибудь семьи микенских богачей, я мучилась равно, они ведь живы, а моя дочь умерла. Юношескую исполненность надеждами, упоение жизнью на самом ее пике – вот что узнавала я в них, наверное. Но не только в девушках, во всякой встречной – взволнованной невесте, преобразившейся матери и даже трясущейся старухе – я видела женщину, которой Ифигения могла бы стать. Но никогда уже не станет. А потому избегала смотреть на них вовсе.

До проезжих путников, ищущих приюта, мне дела не было. Одни лишь гости заботили меня – гонцы с вестями из Трои. Вот тут я навостряла уши и слушала внимательно. Сначала, не придумав другого способа подготовиться, полагалась лишь на вестников, способных обогнать греческий флот и предупредить, что муж мой возвращается домой с победой. Но после распорядилась протянуть по островам, отделявшим нас от Трои, цепь сигнальных костров, а при них поставить часовых, чтобы тут же, едва город падет, зажгли огни один за другим и дали мне знать. Пока, правда, сообщать было не о чем. Греческое войско стояло лагерем на берегу под Троей, однако крепкие стены защищали город по-прежнему.

Я полюбила гулять во дворике по ночам, после проведенного в государственных заботах дня. Малыш Орест с удовольствием спал в колыбели, не то что сестры когда-то, но бодрствовать часами, прислушиваясь к его тихому дыханию, было невыносимо. Я жаждала одиночества – жаждала, как ничего другого или почти ничего, ведь сердце мое колотилось быстрее от известий о войне и разнообразных смертях, какие могли бы постичь и Агамемнона во время нее или, что было бы всего приятней, после. Однако чаще всего я просто желала покоя. Болтовня других людей, пусть даже дочерей моих, допекала нестерпимо. Хотелось предаться раздумьям о собственных замыслах, единственной оставшейся мечте. Ради этих часов в ночной тиши я жила, когда слышишь лишь далекое море, с шипением всасывающее волны, осязаешь лишь холодные ласки темного ветра.

Никто меня здесь не беспокоил. Никто, скорей всего, и не знал, что я прихожу сюда по ночам. В этом всегда уединенном дворике мы с Агамемноном давным-давно, молодоженами еще, сидели под звездами, здесь я водила за ручку неугомонных малышей, здесь находила краткий отдых, умаявшись от хлопот с тремя непоседливыми дочерьми и наконец уложив их спать. А теперь проводила одинокие часы в безмолвной тьме, обретая единственное утешение, доступное еще моей истерзанной душе.

Словом, явление посторонних здесь было до того нежданным и неслыханным, что, различив шаги, я сначала решила: показалось. Не насторожилась, не приготовилась к опасности. Прежде я не замечала угроз из-за благодушия. А теперь мне стало все равно.

– Клитемнестра! – раздался из сумрака тихий, глуховатый голос.

Я резко обернулась. Поверив на миг, что это Агамемнон – явился ни с того ни с сего, а я даже не знала, что война закончилась. И захвачена врасплох: цепь сигнальных костров не зажглась во тьме, меня не предупредили. Отпрянув, я сжала руку в кулак, задышала хрипло. Стенка рядом низкая – дворец стоит над крутым обрывом, а внизу камни – ему хватит. Страх смешался с восторгом – едкий, железный привкус крови обжег мне горло.

– Прошу, не бойся, я не причиню тебе зла.

Странные слова, ведь мне уже бояться нечего, подумала я в замешательстве. Но тут он сделал шаг вперед, и ясно стало, что это вовсе не мой муж. В тусклом свете луны, пробивавшемся меж колонн, стоял мужчина помоложе. Худощавый, выше Агамемнона ростом, но неуклюжий какой-то, будто вытянулся слишком быстро и не знал, куда ему, такому длинному, теперь деваться. Мысль о том, что я могла бы испугаться человека, столь робкого с виду, поразила меня – какая нелепость! – а когда он еще и вздрогнул от моего нечаянного резкого смешка, все это показалось совсем уж несуразицей.

– Закричу – и стражники к нам со всего дворца сбегутся, – сказала я ему.

Защиту дворца я сочла одной из первостепенных задач, и для этой работы мы наняли мужчин из соседних земель. Мужчин, не присягавших на верность Агамемнону. И признававших правительницей только меня.

– А ты и с одним-то вряд ли справишься.

И со мной-то вряд ли справишься, добавила я про себя.

– Знаю. – Хоть и явно источая тревогу, он упорно смотрел мне в глаза. – Стражники твоего мужа уже однажды изгнали меня из этого дворца.

– Ну, значит, глуп ты, раз вернулся.

Никаких его просьб выслушивать не собираюсь. Однако и стражу звать смешно. Он не опасен, надоедлив только. Ушел бы сам, нет сил шум поднимать.

– Я никого тебе не напоминаю? – спросил он меж тем.

И с чего только взял, что мне хочется его рассматривать?

– Кого же это? – услышала я свой собственный голос.

Он сделал шаг вперед, я напряглась сильнее. Но так и не закричала – все же незнакомец больше на добычу походил, чем на охотника. Не то чтобы он меня разжалобил. Скорей, вопреки моей воле, заинтересовал слегка.