— Орленов кончил самоубийством… Сначала она произнесла эти слова и потом только осознала их. У нее было странное ощущение, что все ее тело одеревенело, что она не сможет сдвинуться с места, между тем внешне она казалась спокойной. Вероятно, так бывает с человеком, которому врачи сказали, что он скоро умрет. Она тоже знала, что скоро умрет. Ей незачем жить. Раньше она знала, что рядом существует человек, которому она никогда бы не сказала, как любит его, но она могла дышать с ним одним воздухом, могла видеть его, слышать его голос, ворчливый или добрый, улыбаться его остротам, горевать его горестями. Уход жены от него ничего не менял. Она все равно не осмелилась бы сказать: «Я могу заменить вам друга, жену, любовницу». Она слишком больна, чтобы навязывать другому заботу о себе. Но, может быть, он не стал бы прогонять ее из лаборатории, может быть, она сумела бы стать настолько полезной, что и дальше они работали бы вместе. И если бы он покинул остров, она нашла бы мужество последовать за ним, конечно без его ведома, устроилась бы на работу туда же, где стал трудиться он. И вот теперь все кончено…
Как же случилось это с Орленовым? Очевидно, он ступил на лист, к которому подвел ток, был отброшен ударом и, падая, задел рукой выключатель. Для чего ему понадобилось подводить ток к листу, когда он мог просто прикоснуться к оголенному проводу? Это было неясно. Может быть, мозг, затуманенный мыслью о смерти, подсказал излишнее действие, как некоторую отсрочку? Может быть, он ждал, пока придет Марина, может быть, он потому именно и умер, что она опоздала?
А что он делал в лаборатории перед смертью? Она не видела никаких следов работы. Приглядевшись к полу, она заметила на нем тончайший след пыли, которая всегда оседает к утру после охлаждения воздуха в рабочих помещениях. Там, где лежала правая рука Орленова, остался даже след на пыли — рука конвульсивно двигалась, пока он умирал. Она перевела взгляд на пульт. Да, он даже не отключил ее предохранитель или не заметил, что сила тока ограничена… А вот еще странное… Нет, страшное — он не сделал даже шага в лабораторию, когда попал под ток, ведь на полу нет его следов!
Кто-то грубо отстранил ее, намереваясь войти в комнату. Она оглянулась. Это был Райчилин. Следом за ним шли начальник отделения милиции и врач. И вдруг Марина решительно протянула руку, преграждая вход.
— Это убийство! — громко сказала она. Вне ее воли в голосе прозвучало нечто торжественное, как будто этими словами она снимала оскорбительное подозрение с Орленова. Нет, он не мог кончить самоубийством! Он был сильный человек, такой, какого она только и могла любить. Не нытик, не трус, не истерик! У него было в жизни много дел, кроме личных! Что из того, что от него ушла жена? У него была наука! Был нерешенный спор! Он не мог кончить самоубийством! Да, его убили! И это снимало оскорбительные подозрения с него! Он умер как солдат на посту!
Лицо Райчилина поразило ее. У заместителя директора вдруг отвисла нижняя губа и лицо стало похоже на маску. Начальник милиции и врач выдвинулись вперед, оглядывая комнату. Врач наклонился и приподнял руку Орленова. С минуту он стоял согнувшись, отвернув лицо, славно прислушивался к чему-то, потом быстро выпрямился.
— Его еще можно спасти! —торопливо сказал он. — Это типичный несчастный случай. Но никогда бы я не поверил, что человек, какую-то долю секунды побывавший под напряжением в две тысячи вольт, останется жить!
— Напряжение было ограничено! Тут было всего полтораста вольт! — звонко сказала Марина.— Убийца не знал, что ток ограничен! Вы видите, Орленов наступил на лист и замкнул подведенные под лист провода. И ток был включен раньше, чем Орленов открыл лабораторию!
— Что вы говорите! — закричал Райчилин. — Я сам видел, я вчера еще предупреждал, что вы не соблюдаете правил техники безопасности! Эти листы так и валялись на полу…
— Перед дверью? На оголенных проводах?
— Не знаю, не знаю! Он вчера был в отчаянном настроении. И Орич говорит, что он не спал всю ночь… Если доктор считает, что это несчастный случай…
— А вы уже собираете свидетельские показания? — спокойно спросила Марина. — Что для вас удобнее? Несчастный случай или самоубийство? И то и другое — очевидно! Ну, а я утверждаю, что это убийство! И прошу вас, — она резко повернулась к начальнику милиции, — записать мое показание…
— Вас вызовут, — холодно сказал начальник. — А пока посторонитесь, тело надо вынести…
Она вскрикнула, когда Орленова перевернули. Черное, словно обожженное, лицо. Потеря гибкости в суставах. Выносили не человека, а труп. И нельзя было поверить врачу, что он еще хранит в себе какой-то остаток жизни.
Лабораторию закрыли. Начальник милиции пошел в соседнюю комнату звонить по телефону, он хотел сохранить в лаборатории полную картину того, что в ней произошло.
Вскоре пришел фотограф. Он долго снимал лабораторию, медный лист на полу, предательские провода, предохранитель на пульте. Затем появился следователь.