Электрический остров

Известие о том, что Орленов покушался на само­убийство и едва ли выживет, потрясло Бориса Михай­ловича и напугало его. Это было уже нечто очень опасное в той цепи обстоятельств, которые он выковал сам или предвидел до их появления. Райчилин, пере­дававший ему по телефону страшное сообщение, уловил испуганное молчание своего шефа и сердито сказал:

— Вы забываете, что для вас это лучший исход! Умнее он не мог поступить! Ведь на сегодня вас вызы­вали в обком партии…

— Голубчик, пойдите туда один! — плачущим го­лосом попросил Улыбышев. — И как я скажу об этом Нине Сергеевне?

— А ей и не надо ничего говорить! — не скрывая своей злости, ответил Райчилин.

Он сидел в кабинете Улыбышева на острове. Шеф находился в городской квартире, которую Сергей Сер­геевич сам подготовил для его медового месяца. «Этот хлюпик даже не понимает, как шикарно изменились обстоятельства в его пользу, — думал Сергей Серге­евич. — Орленова нет, а без него ни Пустошка, ни Марков не посмеют продолжать борьбу. Теперь корабль Улыбышева крепок, паруса наполнены ветром, только веди его к надежной гавани! А он, кажется, готов даже штурвал своего корабля передоверить другому…»

Однако пышные сравнения, которым Сергей Сер­геевич научился у того же Улыбышева за три года совместной работы, сейчас не радовали. Он слышал прерывистое, учащенное дыхание шефа, слышал его молчание и готов был швырнуть трубку. Но позволить себе это он не мог. Надо было настойчиво внушать Улыбышеву, что ему делать, раз уж штурвал доверен Сергею Сергеевичу.

— Вы можете помолчать несколько дней? — грубо­вато сказал Райчилин. — Я не думаю, чтобы вашу но­вую подругу интересовали дела покинутого мужа. Уж если она и спросит, так только из вежливости. А вы можете ответить, что он закончил свой прибор… Кста­ти, он его действительно закончил, и завтра я пере­дам его в производство…

— А как же обком?..

— Хорошо, я пойду сам, только вам придется, хотя бы для приличия, оставить вашу курочку и уехать сегодня же в колхозы. Причину найти не трудно. Вызов не застал вас, вы были в пути, только и всего!

— Хорошо, хорошо, я уеду! — с облегчением в го­лосе сказал Борис Михайлович.

Райчилин понял: директор так боится сказать Нине о самоубийстве Орленова, что убежит из города не­медленно.

— А, черт с ним! — Райчилин швырнул трубку на рычаг, не заботясь о том, все ли сказал ему шеф.

А Улыбышев, держа в руке противно пища­щую трубку, думал, как же он попал в столь боль­шую зависимость к своему скромному помощ­нику?

События последних дней нагнали на него стран­ную робость. Даже победа над Ниной не давала ра­дости. И вдруг еще — самоубийство!

Измученный неясными подозрениями и злобой на Орленова за то, что тот «сделал это» только для того, чтобы доставить неприятности ему, Улыбышеву, Борис Михайлович был даже рад выехать в колхозы. Райчи­лин, несомненно, найдет нужные слова, чтобы объяс­нить его бегство приличным образом. Для себя же он оправдание нашел быстро: он не любил покойников, никогда не ходил на похороны, обойдутся без него и на этот раз. А если он в чем-то и виноват перед по­койным, так сама трусость Орленова, — а иначе само­убийство воспринять нельзя, — вполне оправдывает действия такого сильного человека, как Борис Михай­лович Улыбышев. Но Нину он не оставит, неизвестно, как она поступит, если вдруг узнает о смерти мужа. И в половине дня Борис Михайлович вместе с Ниной ехал в дальнюю дорогу, нетерпеливо гоня машину, как будто там, куда он стремился, его ждало полное успокоение.

Отправив директора, Райчилин почувствовал себя свободнее. Присутствие шефа было опасно. С характе­ром, склонным к истерии и самообвинению, Борис Михайлович мог наговорить черт знает что и по­губить все дело. Самоубийство Орленова, которое было так на руку Сергею Сергеевичу, для Улыбышева могло стать роковым. Кто знает, не отказался ли бы шеф от своей затеи с трактором под влиянием этого возбуждающего события? И Сергей Сергеевич со спо­койной душой и уж, конечно, с большим умением при­нялся вершить дела филиала…

Прежде всего он позвонил в больницу. Сведения были неутешительны: Орленов был еще жив, но никакой надежды на спасение его не было. Прилично по­вздыхав в трубку, Райчилин позвонил Горностаеву и попросил его навестить больного от имени обществен­ности, как только Орленов поправится, а если он умрет, то подумать над тем, как его прилично похоро­нить. Он с удовольствием выслушал возмущенную реплику Горностаева: «Не вы ли с Улыбышевым по­могли ему придумать это идиотское самоубийство?» — и положил трубку. То, что версия о самоубийстве рас­пространялась по острову, было полезно для дела. Че­ловек, павший столь низко, что покушается на само­убийство, всегда вызывает возмущение. Вот и Горно­стаев возмущается поступком Орленова, значит в обкоме секретарь парторганизации не поддержит кри­тику Орленова и его друзей в адрес создателей трак­тора. Представление о тракторе как о своем детище окончательно растрогало Сергея Сергеевича, и он с удовольствием попросил подобрать ему данные об испытаниях машины, чтобы показать их Далматову.