Электрическое королевство

– У тебя было свое здание?

– Начальная школа Уильяма Тафта. А ты, кстати, зачем носишь сломанные часы?

– Они не сломаны. – Леннон показал ему запястье.

– Разве часам не нужны батарейки?

– Большинство часов работает от батареек, но у меня механические. Видишь? Их надо заводить каждый вечер.

Только сейчас Кит сумел хорошенько разглядеть циферблат и медленно ползущую по нему пару стрелок на фоне…

– Это что, город?

– Бостонский горизонт. Моя мама… не биологическая, а одна из тех женщин, что меня растили…

– Джин или Зейди?

– А ты не просто молниеносен, но еще и схватываешь на лету, – уважительно произнес Леннон. – Это была Джин. Мы с ней сблизились, и она мне их подарила.

Он говорил как человек, который тоже, наверное, где-то оставил расти пурпурный цветочек.

Миновав бетонную постройку с надписью «БУНКЕР» на стене, они пролезли через дыру в заборе и оказались в роще деревьев. Кит опустил взгляд и принялся искать на земле идеальную веточку. Ему нужна была палка с острым концом. Тонкая, чтобы лежала в руке, как кисть, и крепкая, чтобы не сломалась от снега и грязи.

– А имя тоже классное, – сказал он.

– Гм-м?

– Леннон, – пояснил Кит. – Мне кажется, я слышал его прежде.

– Знаешь, была такая группа «Битлз».

Вроде бы Кит слышал это название, но где, вспомнить не мог. Леннон тем временем принялся напевать песню о тайной любви, а потом разъяснил:

– Джон Леннон. Один из величайших поэтов-песенников всех времен. Зейди у нас играла на гитаре, помнила все песни «битлов». До нападения мух Джин и Зейди провели несколько дней вместе с моими родными родителями. Даже как-то поужинали вместе. Странно это и грустно – узнать о своей семье из их воспоминаний о том единственном совместном ужине.

– Это грустно, – согласился Кит, – но не странно.

Леннон улыбнулся.

– Мои родители иммигрировали из Иордании. Из-за того, кем они были и откуда приехали, двери для них всюду были закрыты, вот они, наверное, и решили, что американское имя поможет мне пробиться хоть куда-нибудь. Думаю, моя биологическая мама была помешана на «Битлз». По вечерам она брала меня на руки и носила вокруг лагеря, тихонько напевая их песни вместо колыбельной…

Он подхватил песню на том месте, где остановился, а Кит добавил ее в список вещей с двойной сутью: она на сто процентов согревала душу и рвала ее на части.

– Порой… – снова заговорил Леннон. – Знаю, это глупо, но…

– Ты по-прежнему ее слышишь.

Кит готов был поклясться, что по ночам, лежа в спальном мешке, когда он закрывал глаза и поворачивал голову набок, то чувствовал под щекой ладонь своей Дакоты и как по лбу чиркает серебряный ключик у нее на шее. Он вспоминал начало собственной жизни, как появился на свет в будке киномеханика при старом кинотеатре, у женщины, которая еще даже не подобрала ему имя. «А потом я увидела коробочку, – шептала она по ночам, – и подумала: да, этот ребенок – мой».

– Я тоже по-прежнему слышу свою маму, – сказал он.

Не успел Леннон ответить, как земля застонала.

Издалека донеслось пульсирующее жужжание, а Кит переполнился одновременно страхом и облегчением: он испугался того, что появились мухи, и с облегчением воспринял то, что не надо больше гадать, когда же они налетят.

их унесли

Леннон схватил его за руку.

– Сюда.

Они помчались назад тем же путем, которым пришли. Только, миновав дыру в заборе, Леннон потащил Кита не в сторону лагеря, а к бункеру. «Если сегодня та самая ночь, то скоро мы свидимся, – думал Кит. – Вот только некому будет посадить для меня пурпурный цветочек». Жужжание тем временем становилось все громче и ближе. Внутри бункер напоминал вытянутый туалет, по площади равный зоне позади лотков в «Близнеце рая» («За которой располагалась та самая комнатка, где твоя душа при мне перешла из этой жизни в другую, ты уж, пожалуйста, застолби там и для меня местечко, и спасибо заранее, только, пожалуйста, поближе к тебе, и спасибо заранее»), а справа от них вдоль дальней стены тянулась длинная скамья; слева же, отделяя их от поля, – стенка из бетонных блоков по пояс, увенчанная сетчатым забором.

Леннон опустился на корточки, утянув за собой Кита, так что оба скрылись за этим барьером.

– Так, ладненько, – произнес Леннон, озираясь по сторонам, и, хотя они сидели вплотную друг к другу, Кит из-за жужжания едва его слышал. – Туда, – указал Леннон на пространство под лавкой.

Он сказал еще что-то, но Кит этого уже не услышал, и тогда он вообразил, как в воздухе пляшут, вибрируя, молекулы звуков.

Леннон подтолкнул его к лавке, и Кит по его губам прочел: «Давай, живо под лавку».

«На что будет похожа жизнь, когда я стану ветром, перелетающим с места на место? Уж точно она будет лучше нынешней, потому что мы будем вместе», – и Кит опустился на четвереньки, втиснулся под скамью, забиваясь как можно глубже.

Леннон же оставался на месте. Стараясь сильно не высовываться, он выглянул из-за бетонного барьера.