Элемент 68

– Там-то и там-то, да, Москва. Но адрес проживания другой – совсем маленькая деревня под Волоколамском.

– Кем работала погибшая?

– Полиграфический дизайн. По большей части из дома.

– Сам?

– Да уже лет десять не работаю. Был свой бизнес, но бросил. Тогда входил в моду дауншифтинг. Нет, это не курорт в Турции.

– Когда общались в последний раз?

– Она звонила около восьми, сказала, что выезжает. Но сейчас-то уже почти одиннадцать. Ну, начало одиннадцатого, какая разница!

– Ругались с погибшей?

– Да кто не ругается.

– Из-за чего?

– По мелочам. Вот последний месяц из-за предстоящего отъезда. На две недели к маме. Вы можете себе представить? Разве это нормально! Для вас, да? Ну, хорошо, пусть так.

Он устало прикрыл глаза.

С затворенными веками вспомнил, как они жили завершающий месяц – ссоры, недоговоренности, сборы втихаря. Почти задремал, но сон расшатало чавканье шин в луже перед калиткой. Потом свет фар распечатал на стене узор тюлевых занавесок. Заскрипели ворота, тюлевый узор переполз на потолок, зацепился за рожок люстры, исчез. Мужчина в байковой пижаме перекатился по замятым бессонницей простыням, подтянулся к подоконнику и увидел желтый «Пежо» во дворе. Значит, сегодня беда прошла мимо. Можно спокойно жить еще пять дней.

Он сполз на кровать – слушать скрип калитки, шум воды в ванной, крадущиеся шаги в спальню. Скрючился под одеялом, разогревая обиду за свои страхи. Не отозвался на тихое «Милый, привет!». В ответ на несмелую ласку притворился спящим. А когда услышал рядом ровное дыхание, перевернулся на другой бок, приподнялся на локте и долго любовался выученным наизусть лицом.

Проснулся рано. Умылся холодной водой, вышел на улицу. Тщательно притворил дверь, чтобы не затекало в дом черное утро ноября. Ушел к обрыву.

Вернулся не скоро, когда оранжевая полоса на востоке уже отчеркнула прожитую ночь. Хлопотал по хозяйству, подтапливал печь, не смог удержаться от соблазна заглянуть в спальню. Застыл у кровати, подкарауливая улыбку первого пробуждения. Не дождавшись, ушел, но скоро надумал повод вернуться и снова ждал, пока, наконец, не дрогнули веки спящей. Тогда он решился пробраться в ее сон торопливым перебором губ по выкинутой из-под одеяла голени, смешным пофыркиванием у уха, щекотанием ресниц по отпечаткам подушки на теплой щеке. Она щурилась сонной улыбкой. Вертела головой – то ли уворачиваясь от поцелуев, то ли пытаясь поймать его губы. Пряталась за ладошками, досматривая сон.

Когда выглянула из-за пальцев, мужские зрачки спрятались.

Он вспомнил вечер, пробурчал зло: «Шляешься по ночам» – и ушел варить кофе. За завтраком вся поза его выражала обиду и раздражение. Молча разлил кофе, громко стучал ножом по разделочной доске, уселся за стол, отгородившись тяжелыми барьерами придуманных обид.

Женщина была легкой. Перемахнула обиды, подошла сзади, запустила ладонь под отворенный ворот клетчатой рубахи, прижалась к небритой щеке. Мягко перебирая ноготками, соскребала обиду с его сердца, мятным дыханием растопила холодный злой ком.

– Ты же знаешь, как я волнуюсь, – выдохнул он тревоги прошлой ночи.

– Ты же знаешь, что со мной ничего не случится.

– Я люблю тебя.

– Милый…

Имен не было. Имена нужны, чтобы различать подобное, а они были в этом деревенском доме единственными мужчиной и женщиной. Как первые люди в Раю. У тех тоже не было имен, пока потомки не начали разбираться, кто кого родил.

Часть первая

Баграт стоит прочно на земле короткими раскачанными ногами. Руки жилистые, пальцы цепкие, шерстистые до ногтей. Высокий, с вмятиной, лоб. Остальное по мелочи: пестрые фасолины глаз, изломанные уши, три золотых коронки невпопад.

При всей своей приземленности Баграт склонен к театральным эффектам. Примчался в деревню к Алексею на угловатом «Мерседесе», сорвал гудком грачей с веток дуба, выдавил зубастыми колесами мутную жижу из подсыхающей земли. Возвышаясь на подножке, обвел широким жестом деревенский двор и пропел, отчаянно фальшивя, строфу из неофициального гимна студенческих строительных отрядов:

Пускай работает железный самосвал,
Не для того меня папаша создавал.

Алексей наблюдал за представлением, обвиснув локтями на черенке лопаты. За ним, в кильватере, тянулся короткий след вспененной земли. Вместо чаек по перевернутым жирным комьям важно разгуливали склочные вороны и выцепляли из развала тянучки дождевых червей.

– Забор придется укрепить, – голос Баграта прервал мечты Алексея, – а вот здесь мы поставим охранника.

– Что охранять? – поинтересовался Алексей.

– Дом-музей олигарха, – пояснил Баграт. – Народ захочет знать, как живут лучшие люди.

– Ты купил мне лотерейный билет?

– Пять дней назад, но ты не выиграл.

– Соблазнил мною богатую вдову? – догадался Алексей.

– Немилосердно подсовывать тебя убитой горем женщине.

– Приехал известить меня о наследстве?

– Бинго! – заорал Баграт.

– Мне некогда участвовать в розыгрышах, – сообщил Алексей. – Но если поможешь с огородом, я займу тебе «пятихатку» на пару недель.