Элемент 68

Неожиданно разрешили быть богатыми. У Алексея завелись деньги. Сеть торговых павильонов росла быстро, и через два года выручку собирал бронированный автомобиль. Кевларовые инкассаторы, подозрительно поводя по сторонам рыльцами коротких автоматов, затаривали нутро броневичка опечатанными денежными мешками. Проворные пальцы банковских служащих оттирали купюры от кислого запаха торговых палаток и складывали на счет Бальшакова семизначными цифрами. Дурные деньги без сожаления прожигались на дорогую выпивку, недорогих женщин и на подражание жизни из глянцевых журналов. Остаток средств тратился то на жилье в Испании, то на квартиры в новостройке.

В начале нулевых выяснилось, что быть богатыми разрешили не всем. За удовольствие иметь свой бизнес приходилось уже доплачивать. Алексею повезло выйти из дела без особых неприятностей. Попытался найти хорошее местечко, но оказалось, что «директор» – это не профессия.

Заграничные хоромы пришлось продать почти задарма после получения счета от управляющей компании. Российские девелоперы пропали еще на нулевом цикле строительства. А домик в деревне вот остался – классическая изба-пятистенок.

Пока водились деньги, успел довести деревенское жилье до ума, обеспечив собственной водой и удобствами не во дворе. Стены стояли на века, а печь совсем развалилась. Новую класть не стал. Купил входящий тогда в моду пиролизный камин – с большой стеклянной дверцей и вместительным поддоном для пепла. Застелил пол перед камином пестрым ковром. Вынес кухню на теплую террасу.

Жил без телевизора и газет. Латал дворовые постройки по мелочам. Мир сузился до размеров участка, и, засыпая, он придумывал, как завтра половчее починить двери сарая. Иногда по старой памяти брал в руки карандаш и, шаркая рейсшиной по ватману, придумывал остроумные бесполезности.

Так и провел свое первое безработное лето. А затем осень.

Городскую квартиру сдал. Денег тогда еще могло хватить и на другую жизнь – на теплых морях или даже за океаном. Друзья, толкаясь, покидали страну, а вот ему не хватило разбега. Долго думал, приценивался, даже отправил пару анкет, а потом уехал под Волоколамск да там и осел.

Местных жителей в деревне осталось человек пять, еще десяток домов был скуплен про запас городскими. Начиная с ноября про существование жизни вокруг можно было узнать лишь по серому дыму над щербатыми трубами да по следам соседа Василия.

Василий остался единственным в округе дееспособным аборигеном, и основным его занятием было ходить. Как догадался Алексей, ходил сосед чаще не из надобности, а из презрения к правам накупивших дома чужаков. Свой ежедневный маршрут сосед выбирал без оглядки на заборы и кадастровые планы. Шел напролом, протаптывал тропу через чужие участки, перемахивал жерди старых ограждений. Вреда не чинил, к посадкам относился деликатно. В друзья не набивался, проходил, словно слепое привидение, сквозь кучку суетящихся у мангала дачников.

Сначала Алексей пугался мосластой фигуры в пиджаке, надетом на майку-алкоголичку. Потом привык и даже окликнул как-то ходока, когда стало совсем уж тоскливо курить одному в беззвездной ноябрьской ночи.

– Эй, мужик, выпить хочешь? – позвал он и протянул в темноту налитый для себя стакан.

Сосед не откликнулся, но через пару дней, обходя деревенские владения, остановился напротив сидевшего на крыльце Алексея. Так молча и смотрел на хозяина дома, пока тот не догадался сбегать на кухню.

– А меня, значит, Василий, – сообщил новый знакомый, возвращая посуду. – Воду слей.

И утопал в темноту.

Алексей понюхал водку, ничего плохого не обнаружил, а про воду понял лишь с утра, когда увидел, что бочку с дождевой водой разворотило льдом первых ночных заморозков.

С того момента Василий включил дом нового жильца в свой маршрут. Когда Алексею нужна была помощь, он ждал появления деревенского патрульного, сидя на крыльце. Василий иногда помогал работой, чаще отделывался советом, а бывало, не дослушав просьбу, молча поднимался и уходил.

Позже Алексей догадался, что расхаживал Василий не просто так, а присматривал за деревней – за парой доживающих свой век старушек, за домами, прозябающими зимой без хозяев, за развалинами храма, у ворот которого сосед замирал надолго, всматриваясь в вышину, щурился, словно от блеска видимых лишь ему золотых куполов.

Мог Василий зайти и в неурочное время, чтобы сообщить что-то, по его мнению, важное.

– Вот там щука хорошо берет, – говорил он без повода, указывая рукой на заросший травой берег. – Картошку пора выкапывать, а у обрыва молитва хорошо звучит.

Молиться Алексей Павлович научился еще в должности директора. В середине нулевых мир образца девяностых начал осыпаться. Звонки на заветные номера утратили свою спасительную силу. Кураторы из официальных и прочих структур лишь разводили руками и объясняли, что вопрос не в их компетенции. Процветающие бизнесы массово обретали новых собственников, без особой выгоды для прежних владельцев.