Элемент 68

– Баграт, я это знаю. Я переоформлял эти акции на свое имя после смерти отца.

– А твой отец получил их в процессе первичной приватизации сотрудниками.

– И ни он, ни я никогда не получали по ним дивидендов.

– Так самое время восстановить справедливость.

– Не представляю тебя борцом за справедливость.

– Вообрази меня борцом за законные права миноритарного акционера.

– Методы борьбы?

– Оставь подробности специалистам.

– Что ты думаешь, Никодимыч? – Вопрос Алексея адресован Чистякову.

– То же, что и раньше. Никаких дел с этим человеком не иметь.

– Но тут же все законно.

– На первый взгляд – да.

– Алексей, не будь чудаком, от тебя требуется лишь подпись. Ты доверяешь мне представлять тебя как акционера и взамен получаешь свой миллиард.

– Доверенность готова?

– Почти, мне нужны твои паспортные данные. Документ с собой?

– Да, вот.

– Алексей, не спеши.

– Какого хрена?

Никодимыч схватил паспорт сухонькой ручкой и засунул во внутренний карман.

– Отдай документ, чудила! – Баграт потянулся волосатыми руками к Чистякову.

– Желаешь второй раунд? Диплом юриста не добавил тебе хороших манер.

Официанты заинтересовались оживленной дискуссией за столом. Как будто случайно в дверях зала образовался охранник. Не то чтобы верзила, но связываться не стоило. Баграт положил руки на стол и затянул волосатые пальцы вокруг графинчика с водкой.

– Не травмируй посуду фантазиями о моем горле. – Никодимыч наблюдателен. – Давай договоримся по-хорошему. На сегодня торг прекращаем. Завтра я отдаю Алексею паспорт, все равно он ночует у меня. И далее он волен поступать, как сочтет нужным.

– Договорились?

– Да мне пофиг. Пусть копается в своем навозе, если ему так нравится.

– Значит, договорились, – резюмировал Чистяков. – За это поднимаем по крайней. Так о чем вы там беседовали до моего прибытия?

– Обиды потерянного поколения.

– Чушь! Мы поколение оппортунистов. И ныть здесь нечего, – заявил Никодимыч категорично. – У нас была возможность стать кем угодно. Все почему-то решили стать начальниками и бизнесменами. А когда гоблины прибрали к рукам самые жирные куски, выяснилось, что мы делать ничего и не умеем. Чему учили в институтах – давно забыли. В начальники новые хозяева ставят своих. На экспертов мы не тянем. В обслугу не хотим. На кого тут обижаться?

– Ну, за это и выпьем, – завершил вечер Алексей.

Расходились долго. К Чистякову приехали за полночь, но в семь утра Алексей уже пробирался к Рижскому шоссе. Спешил успеть к пробуждению Ольги.

Ольга просыпалась поздно – любила работать по ночам.

Алексей обычно вставал часов в семь, успевал до пробуждения Ольги запустить нехитрый механизм деревенской жизни: растопить камин, вскипятить воду, полить огород или расчистить дорожку от крыльца до калитки. Часам к девяти Алексей, весь упругий, налившийся энергией, возвращался в спальню, чтобы первая улыбка этого дня досталась ему.

Спала Ольга обычно на спине, закинув голову на низкой подушке, обнажив два крупных передних зуба. Просыпались у Ольги сначала веки – они вздрагивали, оживали морщинками в уголках, трепетали ресницы. Ольга улыбалась, потягивалась: выкинув локти вверх, заломив кисти к затылку, вытянув невесомые свои щиколотки из ставшего вдруг коротким одеяла. Не открывая глаз и с сонной улыбкой, Ольга перекатывалась на правый бок, выбрасывала левую руку вверх, перехлестывала ею через весь диван и тянула к себе, как невод из глубины морской. Если Алексей успевал улечься после утренних трудов обратно, то невод Ольгиных тонких пальцев приходил полным, она прижималась к Алексею грудью, животом, бедрами, пропитанными еще горячей, сонной негой.

Алексей подносил ладонь к виску Ольги, освобождал от паутины волос щеку, продавленную узором подушки, пробирался пальцами по шее к тонкому совсем, под шлемом волос, затылку. Удерживая голову Ольги в своей ладони, Алексей приникал к ее лицу губами и сначала дыханием, а после внимательным перебором губ совершал ритуал пробуждения теплых век, изломанных бровей, высокого лба. Перемалывал губами нежно морщинки в уголках глаз. Запрокинув голову Ольги, проходил дыханием по ее шее, прикусывая по-щенячьи зубами хрупкую линию от пульсирующих выступов скул до упрямо выпяченного вперед подбородка.

Ольга вертела головой, пыталась поймать озорничающий рот, но Алексею удавалось удержать ее, пока их губы не сближались почти вплотную. Она хватала ртом Алексея, вдыхала его в себя, и губ было уже не разлепить. Ольга становилась дыханием, стоном, изгибом тела, текучестью языка. Мужская рука соскальзывала с затылка Ольги на ее спину, крепко прижимала, так что грудь ее размывалась по груди Алексея, затем сильная рука падала вниз и сращивала их животы. Рука текла ниже, Ольга, забросив бедро на Алексея, обвивала его икрами, и хорошо, что в этот день им никуда не надо было спешить.