Элементарные частицы

Вопреки обыкновению, Брюно поехал по проселочным дорогам. Не доезжая до Партене, он ненадолго остановился. Ему надо было подумать; да, но о чем, собственно? Он припарковался посреди унылого, тихого пейзажа, возле канала с почти стоячей водой. Там то ли росли, то ли гнили водные растения, поди разбери. Тишину нарушали невнятные потрескивания – должно быть насекомые. Он растянулся на травянистом склоне и понял, что течение все же есть, совсем слабое: канал медленно катил свои воды к югу. Лягушек не наблюдалось.

В октябре 1975 года, перед самым началом занятий в университете, Брюно переехал в однокомнатную квартиру, купленную для него отцом; он тогда подумал, что у него образуется новая жизнь. Но быстро разуверился в этом. Правда, на филфаке в Сансье учились девушки, много девушек, но все они, похоже, были заняты или, по крайней мере, явно не жаждали, чтобы ими занимался он. Он ходил на все семинары и лекции в надежде с кем-нибудь познакомиться и вскоре стал хорошо учиться. В кафетерии он видел девушек, слышал их болтовню: они тусовались, встречались с друзьями, приглашали друг друга на вечеринки. Брюно начал много есть. Со временем у него даже выработался особый гастрономический маршрут по бульвару Сен-Мишель. Для затравки он покупал хот-дог на углу улицы Гей-Люссака, затем, чуть дальше, заказывал пиццу, иногда греческий сэндвич. В “Макдоналдсе” на перекрестке с Сен-Жерменом съедал несколько чизбургеров, запивая их кока-колой и банановым милкшейком; затем, пошатываясь, шел по улице де ла Арп и завершал свой путь в тунисских кондитерских. По дороге домой заходил в “Латен”, там можно было в один присест посмотреть два порнофильма. Иногда он торчал перед кинотеатром аж полчаса, делая вид, что изучает маршруты автобусов, в тщетной надежде увидеть входящую женщину или парочку. Чаще всего он все-таки покупал билет: в зале ему сразу становилось легче – билетерша проявляла чудеса такта. Мужчины садились поодаль друг от друга, между ними всегда оставалось несколько свободных мест. Он тихо дрочил, смотря “Похотливых медичек”, “Автостопщицу без трусов”, “Училку с раздвинутыми ногами”, “Сосок” и многие другие фильмы. Единственный неловкий момент возникал на выходе: он попадал прямо на бульвар Сен-Мишель и вполне мог столкнуться нос к носу с какой-нибудь однокурсницей. Обычно он дожидался, пока кто-нибудь встанет, и шел почти вплотную следом, делая вид, что случайно зашел на порнуху с приятелем – все не так унизительно. Домой он возвращался около полуночи и читал Шатобриана и Руссо.

Пару раз в неделю Брюно решал начать новую жизнь, придать ей кардинально иное направление. Вот как он за это брался: для начала раздевался догола и смотрел на себя в зеркало – главное, считал он, дойти до крайней степени самоуничижения, в полной мере осознать всю мерзость своего выпирающего живота, брылей, отвисшей задницы. Затем гасил везде свет. Он стоял прямо, ноги вместе, руки скрещены на груди, и чуть наклонял голову вперед, для пущего самопогружения. После чего делал медленный глубокий вдох, надувая до предела свой отвратительный живот, и так же медленно выдыхал, мысленно произнося какое-нибудь число. Все числа одинаково важны, концентрация не должна ослабевать, но самые важные из них – это четыре, восемь и, конечно, шестнадцать, самое последнее. Когда, досчитав до шестнадцати, он снова встанет и со всей силы выдохнет, то превратится в принципиально нового человека, готового наконец жить, вливаться в поток бытия. Отныне ему будут чужды чувства страха и стыда, он будет нормально питаться и нормально вести себя с девушками. “Сегодня первый день твоей оставшейся жизни”.

Этот ритуал никак не отразился на его самооценке, но зато мог пригодиться в борьбе с булимией: ему удавалось порой продержаться целых два дня, прежде чем у него случался рецидив. Он объяснял эти неудачи недостатком концентрации, но немного погодя надежда возвращалась к нему. Он ведь еще так молод.

Однажды вечером, выходя из южнотунисской кондитерской, он столкнулся с Анник. Он не видел ее с момента их краткой встречи летом 1974-го. Она еще больше подурнела и теперь явно страдала от ожирения. За квадратными очками в черной оправе, подчеркивавшей нездоровую белизну кожи, ее карие глазки казались совсем маленькими. Они выпили кофе, оба чувствовали себя неловко. Она тоже училась на филфаке в Сорбонне и снимала неподалеку комнату, выходившую окнами на Сен-Мишель. Прощаясь, она оставила ему свой номер телефона.