Элементарные частицы

Около полудня Брюно сел в машину и отправился в Партене. В итоге он решил все же ехать по трассе. Из телефонной будки он позвонил брату, тот сразу же взял трубку. Он возвращается в Париж и хотел бы встретиться с ним прямо сегодня вечером. Завтра не получится, он забирает сына. Но сегодня – да, и ему это очень важно. Мишель отреагировал весьма сдержанно. “Ну, давай…” – сказал он после долгой паузы. Он, как и многие, считал отвратительной тенденцию к атомизации общества, прекрасно описанную социологами и экспертами. Он, как и многие, считал, что надо сохранять хоть какие-то семейные узы, даже если ради этого придется немного поскучать. Поэтому уже долгие годы он заставлял себя встречать Рождество у тети Мари-Терезы, которая вместе со своим милым, почти оглохшим мужем поселилась на старости лет в загородном домике в Ренси. Его дядя всегда голосовал за коммунистов и отказывался ходить на полночную мессу, по поводу чего всякий раз устраивал хай. Мишель слушал, как старик, попивая ликер из горечавки, рассуждает об эмансипации рабочих, и время от времени выкрикивал ему в ответ какую-нибудь банальность. Потом приходили гости, в том числе кузина Брижит. Брижит ему нравилась, он желал ей счастья, но с таким кретином мужем оно вряд ли выпадет на ее долю. Муж работал медицинским представителем в компании “Байер” и изменял жене при каждом удобном случае, а поскольку он был красив и много разъезжал, то случай то и дело подворачивался. С каждым годом лицо Брижит увядало все больше.

В 1990-м Мишель решил положить конец ежегодным визитам; но оставался еще Брюно. Семейные отношения длятся несколько лет, иногда несколько десятилетий, фактически они длятся гораздо дольше, чем все остальные, а потом в конце концов угасают и они.

Брюно появился около девяти вечера, уже немного навеселе, он желал пофилософствовать.

– Меня всегда поражала, – начал он, не успев даже сесть, – необыкновенная точность предсказаний Олдоса Хаксли в “Дивном новом мире”. Подумать только, он написал его в 1932 году, уму непостижимо. С тех пор западное общество тщетно пытается соответствовать этому образцу. Все более точный контроль над рождаемостью рано или поздно приведет к полному ее отрыву от секса и к воспроизводству человеческого вида в лабораториях, в условиях максимальной безопасности и генетической надежности. Следом исчезнут семейные отношения, понятия отцовства и родственных связей. Благодаря прогрессу фармакологии сотрется разница в возрасте. В мире, описанном Хаксли, занятия, внешний вид и желания шестидесятилетних мужчин и двадцатилетних юношей ничем не отличаются. Позже, когда бороться со старением становится невозможно, человек прекращает свое существование путем добровольной эвтаназии – незаметно, быстро, без излишнего драматизма. Общество, описанное в “Дивном новом мире”, – счастливое общество, избавившееся от трагедий и чрезмерных эмоций. В нем царит тотальная сексуальная свобода, на пути к самореализации и удовольствию не осталось никаких препон. Случаются еще порой краткие мгновения депрессии, печали и сомнений, но с этим легко справиться при помощи медикаментозного лечения, поскольку химия добилась существенных успехов в области антидепрессантов и анксиолитиков. “Дозу влей – и нет соплей”. Вот к такому миру мы сегодня стремимся, в таком мире хотим сегодня жить.

Я прекрасно понимаю, – продолжал Брюно, отметая взмахом руки невысказанные пока возражения Мишеля, – что вселенную Хаксли принято описывать как тоталитарный кошмар, что эту книгу пытаются выдать за яростное обличение; это чистой воды лицемерие. “Дивный новый мир” во всех отношениях – будь то генетический контроль, сексуальная свобода, борьба со старением или цивилизация досуга – просто рай, как мы себе его представляем, именно тот мир, которого мы пытаемся достичь, пока безуспешно. Единственное, что сегодня несколько противоречит нашей эгалитарной – точнее, меритократической – системе ценностей, – это разделение общества на касты, каждая из которых выполняет определенные работы в соответствии со своей генетической природой. Но это именно что один-единственный пункт, в котором Хаксли оказался плохим пророком; один-единственный пункт, ставший практически бесполезным с развитием роботизации и машинного производства. Олдос Хаксли, несомненно, очень плохой писатель: у него тяжелые и неуклюжие фразы, пресные, лишенные жизни персонажи. Но он интуитивно предугадал – и это самое важное, – что эволюция человеческих обществ на протяжении нескольких столетий была и будет все в большей степени определяться исключительно научно-техническим прогрессом. Возможно, ему также не хватало тонкости, психологизма, собственного стиля, но это ерунда по сравнению с меткостью его изначального интуитивного прозрения. Он первым среди писателей, в том числе писателей-фантастов, понял, что после физики главной станет биология.