Элементарные частицы

На ужин Аннабель пожарила морского окуня; общество, в котором они жили, позволяло им иногда выходить за рамки строгого удовлетворения потребностей в пище; то есть они могли попытаться жить; но дело в том, что им уже не очень этого хотелось. Он сострадал ей, сострадал тем огромным запасам любви, которая, он чувствовал, трепещет в ней, любви, которую жизнь пустила по ветру; он сострадал, и это, пожалуй, единственное человеческое чувство, которое еще не было ему чуждо. Ледяное равнодушие сковало его тело; он правда не мог больше любить.

После возвращения в Париж им еще выпадали радостные моменты, совсем как в рекламе духов (они сбегали по лестницам Монмартра; застывали в обнимку на мосту Искусств, внезапно выхваченные огнями речных корабликов, которые как раз разворачивались в этом месте). А еще им выпадали мелкие размолвки в воскресных сумерках, и мгновения тишины, когда тело изгибается в простынях, и долгие промежутки тишины и скуки, когда распадается жизнь.

В студии Аннабель было так темно, что свет приходилось включать в четыре часа дня. Им случалось грустить, но главное, они всегда сохраняли серьезность. Они оба знали, что проживают сейчас свои последние подлинные отношения, и это чувство придавало каждой минуте, проведенной вместе, что-то душераздирающее. Они испытывали друг к другу огромное уважение и бесконечную жалость. Бывали, правда, дни, когда по милости какого-то внезапного волшебства они наслаждались дуновением свежего воздуха, ярким и бодрящим солнечным светом; но чаще всего их не покидало ощущение, что в них самих и над землей, которая их носит, растекается серая мгла, и во всем им чудился конец.

20

Брюно с Кристианой тоже вернулись в Париж – а куда же им было деться. В начале первого рабочего дня он подумал о незнакомом враче, который преподнес им этот неслыханный подарок – две недели фальшивого отпуска по болезни, – и пошел на службу на улицу Гренель. Поднявшись на свой этаж, он понял, что загорел и пышет здоровьем, так что выглядит эта болезнь весьма комично; еще он понял, что ему наплевать. Его коллеги, их рефлексивные семинары, воспитание подростков в духе гуманизма, мультикультурализма… все потеряло всякое значение в его глазах. Кристиана сосала ему член и ухаживала за ним, когда он болел; Кристиана имела значение. В это самое мгновение он понял, что больше не увидит сына.

Патрис, сын Кристианы, оставил после себя в квартире ужасный бардак: на полу, местами прожженном, валялись растоптанные куски пиццы, банки из-под кока-колы и окурки. Кристиана на мгновение замешкалась, чуть было не ушла ночевать в гостиницу, но потом решила навести порядок, войти в колею. Нуайон – грязный, тоскливый и опасный город, поэтому она привыкла уезжать на выходные в Париж. Почти каждую субботу они ходили в ночные клубы для пар – в “2+2”, “Крис и Маню”, “Свечи”. Первый вечер у “Криса и Маню” оставил у Брюно чрезвычайно яркие воспоминания. Рядом с танцполом было несколько залов, залитых странным сиреневым светом; в них вплотную стояли кровати. Кругом трахались парочки, ласкали и облизывали друг друга. Большинство женщин раздевались полностью, некоторые оставались в блузках или футболках, а то и просто задирали платья. В самом просторном зале помещалось десятка два пар. Тут почти никто не разговаривал, слышно было только гудение кондиционера и прерывистое дыхание женщин на грани оргазма. Он сел на кровать рядом с высокой брюнеткой с тяжелой грудью, которую лизал мужчина лет пятидесяти, в рубашке и при галстуке. Кристиана спустила молнию на его брюках и стала ему дрочить, поглядывая по сторонам. Подошел какой-то мужик и сунул руку ей под юбку. Она расстегнула застежку, и юбка соскользнула на ковер – под ней ничего не было. Мужик опустился на колени и стал ласкать ее, пока она дрочила Брюно. Рядом с ним все громче стонала брюнетка; он взял в руки ее груди. У него стоял как у волка на морозе. Кристиана коснулась его губами и принялась ласкать ему кончиком языка шейку и уздечку. К ним подсела еще одна пара. Миниатюрная рыжеволосая девушка лет двадцати пяти в черной мини-юбке из кожзаменителя смотрела, как Кристиана его лижет; Кристиана улыбнулась ей и вздернула футболку, показала ей свою грудь. Девушка подняла юбку, обнажив лобок с такими же рыжими густыми волосами. Кристиана взяла ее руку и поднесла к члену Брюно. Она дрочила ему, а Кристиана снова касалась его языком. В считаные секунды, содрогаясь от неподвластного ему наслаждения, он кончил ей на лицо. Тут же выпрямился и обнял ее.

– Прости меня, – сказал он. – Прости. – Она поцеловала его, прижалась к нему, и он почувствовал свою сперму на ее щеках.

– Не страшно, – сказала она нежно, – правда не страшно. Хочешь, уйдем отсюда? – предложила она чуть погодя.

Он печально кивнул, возбуждение его иссякло. Они быстро оделись и ушли.