Трагедия произошла однажды ночью, в феврале, в центральном зале у “Криса и Маню”. Брюно лежал на матрасе, откинувшись на подушки, и держал за руку Кристиану, которая, стоя на коленях, делала ему минет. Она широко расставила ноги, предлагая себя проходившим мимо мужчинам, которые, надев презерватив, по очереди брали ее сзади. Пятеро из них уже пришли и ушли, а она даже не удостоила их взглядом; полузакрыв глаза, словно во сне, она водила языком по члену Брюно, словно исследуя его сантиметр за сантиметром. Вдруг у нее вырвался короткий одинокий крик. Парень, стоявший позади нее, кудрявый здоровяк, продолжал упрямо трахать ее мощными толчками; взгляд у него был пустой, остекленевший. “Хватит! Хватит!” – закричал Брюно, то есть ему показалось, что он закричал, на самом деле голос изменил ему и он лишь слабо взвизгнул. Вскочив, он грубо отпихнул мужика, и тот, опустив руки, так и застыл с возбужденным членом. Кристиана повалилась на бок, ее лицо исказилось от боли.
– Можешь пошевелиться? – спросил он.
Она покачала головой; он бросился к бару и попросил телефон. Бригада скорой помощи приехала через десять минут. Все участники вечеринки успели одеться и в полной тишине наблюдали, как санитары поднимают Кристиану и кладут ее на носилки. Брюно тоже забрался в машину и сел рядом с ней: они находились неподалеку от больницы Отель-Дьё. Несколько часов он прождал в покрытом линолеумом коридоре, а потом пришел дежурный ординатор и сообщил, что Кристиана спит и ее жизни ничего не угрожает.
В воскресенье у нее взяли образец костного мозга; Брюно вернулся около шести. Было уже темно, над Сеной моросил холодный дождь. Кристиана сидела в постели, опираясь на груду подушек. Увидев его, она улыбнулась. Диагноз оказался прост: необратимый некроз копчиковых позвонков. Она уже несколько месяцев знала, что это может произойти в любой момент, лекарства немного замедлили процесс, но не остановили его. Хуже ей не будет, новых осложнений опасаться не стоит, но ноги останутся парализованными навсегда.
Через десять дней ее выписали; Брюно ждал ее. Теперь ситуация изменилась; жизнь состоит из длинных невнятных периодов скуки, она вообще чаще всего необычайно тосклива, а потом вдруг резко сворачивает в сторону, и это уже навсегда. Теперь у Кристианы будет пенсия по инвалидности, ей больше никогда не придется работать; она даже имеет право на бесплатную помощь по дому. Она подъехала к нему в кресле, она еще неловко с ним управлялась – надо приспособиться, силы в руках не хватает. Он поцеловал ее в щеки, потом в губы.
– Теперь, – сказал он, – тебе самое время переехать ко мне. В Париж.
Она подняла к нему лицо, заглянула в глаза; он не смог выдержать ее взгляда.
– Ты уверен? – спросила она очень мягко. – Ты уверен, что хочешь этого? – Он не ответил или, по крайней мере, помедлил с ответом. Он молчал, и через полминуты она добавила: – Ты не обязан этого делать. У тебя еще есть немного времени впереди, зачем тратить жизнь на уход за калекой.
Современное сознание уже не приспособлено к нашему смертному жребию. Никогда, ни в какую другую эпоху, ни в какой другой цивилизации люди не размышляли о своем возрасте так долго и упорно; у всех есть свое представление о простом будущем: наступит момент, когда сумма боли перевесит сумму физических удовольствий, которые еще можно пока ожидать от жизни (короче, человек чувствует, как у него внутри тикает счетчик, причем тикает он всегда в одном и том же направлении). Этот рациональный сравнительный анализ наслаждений и страданий рано или поздно вынужден произвести каждый, но начиная с определенного возраста такой анализ неизбежно подводит к самоубийству. В связи с этим интересно отметить, что Делёз и Дебор, два авторитетных мыслителя конца века, оба покончили с собой без особых на то причин, просто потому, что не могли смириться с перспективой собственной физической деградации. Их самоубийства не вызвали ни удивления, ни обсуждений; да и вообще самоубийства пожилых людей – самые распространенные на сегодняшний день – представляются нам сейчас вполне закономерными. Следует также отметить симптоматичность реакции общества на перспективу теракта: в подавляющем большинстве случаев люди предпочитают погибнуть мгновенно, лишь бы их не покалечили или даже не изуродовали. Отчасти, конечно, по той причине, что им жить слегка надоело, но в основном потому, что ничто, смерть в том числе, не пугает их так, как жизнь в ущербном теле.