Он свернул с трассы у Ла-Шапель-ан-Серваль. Проще всего было бы врезаться в дерево, проезжая через Компьенский лес. Он тогда замешкался на несколько секунд, и этого хватило; бедная Кристиана. Он раздумывал еще несколько лишних дней, собираясь позвонить ей. Он знал, что она сидит одна с сыном в своем социальном жилье, представлял ее в инвалидном кресле, рядом с телефоном. Зачем тратить жизнь на уход за калекой, так она сказала, и он знал, что она умерла, не испытывая к нему ненависти. Ее искореженное инвалидное кресло валялось возле почтовых ящиков, у подножия лестницы. Лицо в кровоподтеках, перелом шеи. Она указала Брюно как “контакт на случай ЧП”; она умерла по дороге в больницу.
Похоронный комплекс находился недалеко от Нуайона, по дороге на Шони, он свернул туда сразу после Бабёфа. В белом сборном строении его ждали два сотрудника в синих рабочих комбинезонах. Внутри было ужасно натоплено, повсюду стояли радиаторы, ему это напомнило аудиторию в техническом лицее. Панорамные окна выходили на низкие современные здания в зоне смешанной застройки. Гроб, еще открытый, водрузили на постамент. Брюно подошел, увидел тело Кристианы и почувствовал, что валится назад; он сильно ударился головой об пол. Сотрудники осторожно поставили его на ноги. “Плачьте! Надо плакать!” – настойчиво уговаривал его тот, что постарше. Он покачал головой, понимая, что у него не выйдет. Тело Кристианы никогда уже не сможет двигаться, дышать и говорить. Тело Кристианы никогда уже не сможет любить, у этого тела не будет впредь никакой судьбы, и в этом виноват он. На этот раз все карты сданы, все партии сыграны, и последняя из них закончилась сокрушительным проигрышем. Он был способен на любовь не больше, чем его родители в свое время. В какой-то странной отрешенности чувств, словно воспарив в нескольких сантиметрах над землей, он увидел, как служащие завинчивают крышку шуруповертом. Он прошел за ними к “стене скорби” – трехметровой серой бетонной стене, на которой одна над другой располагались погребальные ячейки; примерно половина из них пустовала. Старший сотрудник, сверившись с инструкцией, направился к ячейке 632, его коллега катил следом гроб на ручной тележке. Было сыро и холодно, даже дождь полил. Ячейка 632 оказалась где-то посередине, на высоте приблизительно полутора метров. Плавным, сноровистым движением, управившись всего за пару секунд, служащие подняли гроб и задвинули его в нужный отсек. С помощью пневматического пистолета залили в щель немного быстросохнущего бетона, после чего старший попросил Брюно расписаться в ведомости. Уходя, он сказал, что Брюно может остаться тут и отдать дань памяти покойной, если пожелает.
Брюно возвращался по трассе А1 и к одиннадцати добрался уже до кольцевой. Он взял в лицее отгул, не предполагая, что церемония окажется такой короткой. Съехав у Порт-де-Шатийон, он припарковался на улице Альбера Сореля, прямо напротив дома своей бывшей жены. Ждать пришлось недолго: через десять минут, свернув с авеню Эрнеста Рейера, появился его сын с ранцем на спине. Он выглядел озабоченным и разговаривал сам с собой на ходу. Интересно, о чем он думает? По словам Анны, он рос довольно одиноким мальчиком: вместо того чтобы обедать в школе вместе со всеми, шел домой и разогревал себе еду, которую она оставляла ему утром, перед уходом. Страдал ли он от отсутствия отца? Наверное, но он ничего не говорил об этом. Дети кое-как терпят мир, который построили для них взрослые, стараются изо всех сил приспособиться к нему, а потом, как правило, его воспроизводят. Виктор подошел к двери и набрал код; он стоял всего в нескольких метрах от машины, но его не заметил. Брюно взялся за ручку дверцы и чуть приподнялся. Дверь подъезда закрылась за мальчиком, Брюно замер на несколько секунд, потом бессильно откинулся на сиденье. Что он мог сказать своему сыну, какой дать наказ? Никакого. Ровным счетом. Он знал, что его жизнь закончилась, но не понимал, что такое конец. Все было так мрачно, расплывчато, мучительно.
Он тронулся с места и поехал по Южной трассе. На развязке у Антони свернул в сторону Воалана. Психиатрическая клиника Министерства образования находилась недалеко от Веррьер-ле-Бюиссона, совсем рядом с Веррьерским лесом; он хорошо его помнил. Он поставил машину на улице Виктора Консидерана и прошел несколько метров до ворот. Он узнал дежурного санитара.
– Я вернулся, – сказал он.
22. Конечная станция – Саорж