О биографии. Вы меня неправильно поняли, но, впрочем, я сам виноват здесь, если не приписал к словам: «Для меня Ваша биография не существует» — так, как Вы ее рассказываете, ибо у меня есть личное впечатление. Биография только одна из деталей его. Человек говорит о себе всегда неверно, и самое важное в том, что он говорит, — это: почему именно он говорит неверно?
Одни — потому, что желают ярче раскрасить себя, другие — потому, что ищут жалости, есть и еще множество причин невольной лжи человека о себе самом. Но есть люди, которые, говоря о себе, ничего не ищут, кроме себя. К таким людям я и отношу Вас. В этом — нет комплимента, нет и обиды, это просто — мое впечатление, вызванное Вами. Понятно?
Ну — все сие не суть важно, важно же, чтоб вы работали. Думаю, что Вам пора иметь немножко веры в Ваш талант. Желаю успеха от всей души.
Болен, устал. Крепко жму руку.
24. IV.23.
[Berlin] W. Kleiststr[asse] 34 1–5–23
Простите, милый Алексей Максимович, что задержалась с ответом: все нездорова и вообще затирают разные неудачи. Я буду очень рада если эти мои последние вещи пойдут в «Беседе». А со «словечками» — сделайте по Вашему усмотрению. Желаю Вам всего хорошего. Как Ваше здоровье?
1 мая 1923. Сааров
Елена Константиновна —
слышал, что Вы едете в Россию. Мне надо знать: будете ли Вы там печатать Ваши рассказы и какие именно?
Во 2-м № «Беседы» хотелось бы напечатать «Эльку», «Коммуну», «Кресту твоему», но мы можем напечатать это лишь в том случае, если Вы не станете вторично печатать их в русских изданиях.
Как Вы смотрите на это?
Прошу ответить.
И — доброго пути!
1. V.23
[Berlin] W62 Kleist[stasse] 34 5–5–23
Уважаемый Алексей Максимович,
у меня отправлены в Москву «Анюта», «Коммуна», «Звонарь» и «Глаза». Очень жаль, что я не знала, что Вы взяли бы «Коммуну», «Эльку» и «Кресту». Я, разумеется, печатать нигде больше не буду. Через два-три дня пришлю Вам одну вещь, может быть, она сможет быть третьей вместо «Коммуны». Когда еду — еще не знаю. Жду визы из Москвы. Боюсь что это затянется дольше чем я того хотела бы.
Как Ваше здоровье?
Всего хорошего.
[Berlin] W62 Kleiststr[asse] 34 / 21–5–23
Милый Алексей Максимович,
посылаю Вам «Куклу». Если она Вам подойдет и еще не поздно — не может ли она пойти в «Беседе» вместе с теми, что Вы отобрали. Как Вы ее находите? Боюсь, что замучила вещь — слишком много переписывала. Не знаю.
Если можно, я хотела бы видеть корректуры моих вещей, когда они будут набраны.
Теперь после трех месяцев перерыва пишу снова стихи. Чувствую растроганность и неумелость — как первая любовь. Страшно хорошо.
Будьте здоровы.
31 мая 1923. Сааров
Милая Елена Константиновна,
«Кукла» — не удалась, на мой взгляд. В этом тоне хорошо писал только Ганс Андерсен и — никто, кроме него. Его искусственная наивность так хороша, что кажется лучше естественной. Но, как Вы знаете, в наши дни даже дети больше не родятся наивными.
Всю первую страницу Вы построили на отрицаниях. Это — прием скучный, да и фонетически надоедно звучит.
Тема очень не новая. Написано не очень внимательно. Пример:
«ели и пили вино».
Вино нельзя есть, уверяю Вас! Я очень близко и давно знаком с делом употребления вина. Его всегда и всем полезно пить, но я не встречал даже среди заядлых пьяниц и обжор ни одного, который съел бы бутылку вина. Простите шутку. У меня снова разыгрался туберкулез, а это — веселая болезнь.
Рад, что Вы хорошо настроены.
Жму руку.
31. V.23. S[aarov]
Roma, Via Gaeta 3
11.10.1924
Дорогой Алексей Максимович!
Я в Риме и очень хотела бы приехать к Вам, повидать Вас.
Можно?
Я расскажу Вам о Туркестане и о Москве, о том, что у Шкловского родился сын и назван в честь Вас — Алексеем.
Напишите мне.
Москва 3.6.26
Дорогой Алексей Максимович,
посылаю Вам мою книжку и радуюсь случаю написать Вам. За 15 месяцев проведенных в Италии я научилась писать на том языке и результат — вот этот перевод известных Вам уже стихов и недописанный роман «Партия МакМаккаки», который я писала уже не переводя, прямо по итальянски, международно-авантюрный с большой личной интригой. Стержнем романа является такой трюк: героиня знает, что это только роман, остальные же персонажи живут всерьез. Когда переведу его на русский язык, постараюсь прислать Вам. Я хочу вложить туда всё что знаю и видела, там есть вводные места совсем на другие темы и это должно быть очень человечной вещью.
Работаю много, но без уверенности что иду по верному пути и вообще чем больше пишу, тем меньше знаю, как надо писать.
О Вас знаю то, что здесь знают все, т. е., очень немного. А хотела бы знать — очень. В Москве развилась центробежная сила — люди, от усталости, что ли, стремятся улизнуть каждый в себя, но это невозможно, жизнь тянет их кнаружи(!) и вот — качание вроде маятника. Впрочем в Европе почти то же.