Надеюсь, что я смертельно поразил Вас, и больше не стану отливать жестоких пуль для убийства женщины, которая может — а потому должна — найти свою форму для своего содержания. Пока же она все еще говорит чужими словами и строит их по чужим планам. Турецкий, греческий и другие лексиконы в данном случае не могут помочь.
Ищите себя — вот завет Саровского старца, который любит литературу и относится к Вам серьезно и сердечно.
Можете ругаться и спорить, но я остаюсь при своем: Вам надо выработать иную, очень свою форму, в этой же Вы себя искажаете и можете погубить. Вы мало работаете. Поэзия для Вас — не главное.
Будьте здоровы.
11. I.23.
[Berlin] W62 Kleiststr[asse] 34 12–3–23
Уважаемый Алексей Максимович,
не разрешите ли Вы мне побеседовать с Вами для газеты «Information» [орган французских радикал-социалистов] о современной русской культуре и литературе в частности. Газету очень интересует Ваше мнение по данным вопросам, и она просила меня обратиться к Вам с этой просьбой.
Я буду Вам очень благодарна, если Вы сообщите мне, могу ли я для этого приехать и когда именно.
Посылаю Вам заодно мои сказки — цикл их еще не закончен. Как Вы их найдете?
Желаю Вам всего хорошего.
Уважающая Вас
16 марта 1923. Сааров
Поздравляю Вас, Елена Константиновна, рассказы, на мой взгляд, очень удались Вам!
Более того: мне кажется, что Вы нашли тот, эпически спокойный, очень, в то же время, человечный тон, который ныне ищут многие менее успешно, чем это удалось Вам. И хорошо чувствуется под этим тоном, внутри его скрытая лирика. Хорошо.
И, конечно, очень советую Вам продолжать эти очерки, сделать их штук 15–20, целую книжку.
Позвольте только заметить, что «Вместо предисловия» — вещь совершенно лишняя: рассказы такого тона и содержания не требуют ни преди-, ни послесловий. А сама по себе вещица не так удачна и проста, каковы следующие за нею.
Еще раз: мои сердечные поздравления.
И — всего доброго.
16. III.23.
[Berlin] W62 Kleiststr[asse] 34 19–3–23
Уважаемый Алексей Максимович,
меня очень обрадовало Ваше письмо. Я не была уверена в том, что именно тон моих сказок покажется Вам хорошим. Я продолжаю их писать и, если Вы позволите, буду присылать следующие. Книжки в 15–20 сказок я приготовить не успею, т. к. скоро еду в Россию, а должна сдать книжку до отъезда, но до десяти, пожалуй, догоню. Желаю вам всего хорошего.
Berlin W. Kleiststr[asse] 34 22–4–23
Дорогой Алексей Максимович,
Ваше письмо меня очень обрадовало.
Хотя с Максимом Алексеевичем я говорила только о нем (и только потому, что он сам меня на это вызвал), но думала действительно и о Вас, т. к. люди говорили, что слышали обо мне «в доме Горького».
Я очень рада что это неверно о Вас и тысячу раз прошу прощенья что думала так. Не сердитесь ради Бога — в этом не только моя вина и мне пришлось слишком дорого расплатиться за все версии обо мне.
Вы пишете, что моей биографии для Вас не существует. Мне от нее отрекаться не нужно. Я бы гордилась моей биографией, если бы допускала, что для меня был возможен и другой путь. Но это зависело не от меня, так, как мой рост или цвет волос. Во всяком случае я твердо знаю, что никто на моем месте не сделал бы ничего лучше и больше моего и не работал для России в революцию с большим бескорыстием и любовью к ней. И мне очень больно, если Вам, чтобы хорошо относиться ко мне, нужно вычеркнуть мою биографию.
Я не знаю, о какой моей пьесе В. Ходасевич говорил Вам. Он не читал моих пьес. Я думаю, что он спутал — это, должно быть, поэма (и не белым, а простым стихом) что я ему читала зимой. Пришлю ее Вам на днях, т. к. у меня ее нет сейчас. Пока же посылаю очерк «Литейная» (это будет главой повести) и две сказки. Как Вы находите «Эльку»? Мне кажется это лучше всего что я написала, хотя все еще не так как надо. И вообще я пишу не так, сама чувствую неверный тон. Я не владею ни языком ни материалом и кроме того не уверена, что писать надо. Вы вот думаете, что у меня нет любви к моему ремеслу. Я не знаю. Радости от него во всяком случае мало. Но на эту безрадостность, а иногда и отчаяние я ничего не променяю. Литература у меня не главное, а единственное и если я ее не «люблю», то обрекаюсь ей абсолютно.
Как Ваше здоровье? Желаю Вам скорее поправиться — и не сердитесь ради Бога на меня.
24 апреля 1923. Сааров
Все три вещицы — не плохи, Е. К., и, думаю, что они пойдут во 2-м [№] «Беседы». Кое-что необходимо убрать — кое-какие словечки. Очень советую: не печатайте «Литейную» отрывками, весьма вероятно, что это будет удачная вещь. Хорошо «Кресту твоему».
И особенно хорошо — если Вы не ошибаетесь — что литература для Вас «единственное». Так и надо.