Елена Прекрасная

– Вот чего не знаю, того не знаю. Федор не сказал, да и откуда он знал – стемнело уже. Русалка окликнула его, подошла, встала так, что он ощутил ее влажность и дыхание, и ну пытать его, когда он очистит водоем, а то дышать стало нечем, и жижа на дне на полметра. Когда Наливайко увидел, как она отирает икры и щиколотки от ила, то сразу же поверил, что она русалка и есть. «Русалка чистой воды!» – три раза произнес. После этого гостеприимно пригласил гостью в дом. Ну а утром неожиданно нагрянула Люська. Увидела в доме чужую женщину телесного цвета на двух ногах, в Федоровой рубашке и трико, понятно, ей это не понравилось. Наливайко пытался объяснить ей появление русалки. «Ты мне, паразит, про Царевну-лягушку расскажи, да про то, что ты Иван-царевич! – заорала Люська. – Это ж Валька с Цветочной!» Вытряхнула Вальку из мужниной одежки и с криком «Валька, стерва бесстыжая!» прогнала ту пинками со двора в чем мать родила. Потом, правда, сжалилась и бросила через забор рубашку и трико, а в это время вокруг голой Вальки с гоготом скакали пацаны, те, что на развилке по субботам сидят. На их гогот откликнулись собаки и вылезли из своих берлог соседи. Вот такая воскресная история произошла.

Фото от Нины Лин

– У вас, мужиков, что ни гадость, то история, – вздохнула Клавдия, – и размером с Васюганское болото.

– Это самое большое в мире болото, и оно у нас, – с гордостью пояснил Николай. – Туда, к Томску.

– Всю страну по историям раскатали, удержу на вас нет, – продолжила тетка и, обратившись к фотографу, сказала: – Я что хотела-то, милок? А чего я хотела?.. Уж и забыла с этим Наливайко. Ну его в болото! Да, хотела показать мой фотоальбом. И ты, племяшка, посмотри, не тебе одной царицей быть. Тут в нем всё чисто и искренне. Не перед кем было придуриваться. Трудилась всю жизнь да снималась то на документы, то на доску почета.

Тетка достала из шкафа пухлый фотоальбом в красной коленкоровой обложке. Положила на стол.

– Отец! Ты когда починишь лампу и бра? Сколько прошу! Темно над столом. Как разглядывать портрет лица?

Лена не удержалась от экспромта:

– У бобра нет добра: / Лампы нет и нет бра. / Плохо жить без добра – / Обобрали бобра.

Николай довольно крякнул:

– Вот! Вот что молодежь говорит! Нету! А твоим портретом лица, голубушка, можно даже при свете луны любоваться!

Тетка согласно кивнула, раскрыла альбом, нашла разворот, на котором она была запечатлена в строгом костюме и белой блузке с брошью. Спокойное с тонкими чертами лицо окаймляла аккуратная прическа с завитком, строгость облика подчеркивали аккуратные бровки, затаенная улыбка добавляла загадочности, а необыкновенной красоты глаза чрезвычайно оживляли лицо. На фото хотелось смотреть и смотреть. Алексей оценивающе кивнул:

– Прекрасный портрет! Видно, мастер делал. Ты тут, теть Клава, просто царица…

– Что было, то было. Женихов много вокруг хороводилось, царицей величали. Это я еще до встречи с моим ненаглядным. – Клавдия кивнула на супруга.

Елену от этого слова забрала тоска, но она пересилила себя и с улыбкой спросила:

– А в каком году это было?

– Дай бог памяти, в шестьдесят третьем.

– В шестьдесят втором, – уточнил Николай.

– Под Новый год на Доску почета снимали в ателье.

«Куда что делось? – думала Елена. – Такая молодая, красивая, спокойная. Истинно царица. И что сейчас?»

– Теть Клав, мама говорила, что под Бердском был дом ее прабабки.

– Был. Еще до войны был домишко, это по другой ветке, за Академгородком, но точно не помню где. Там потом санаторий построили. Развалился, должно быть. Или добрые люди по бревнышку растащили.

– Да ну! Неужели станут разбирать чужой дом?

– Да запросто! Со свистом. Тут недалеко от общества двадцать лет назад заводской дом отдыха стоял. Белый, двухэтажный, с одноместными и двухместными номерами…

– Да, бильярд был, – подал голос Николай, – шахматные столы.

– Столовая, бар, всякие залы, площадки – всё как положено, чтоб культурно отдыхать и оздоравливаться. Дорожка под гравием, не помню, мудрёно называлась…

– Терренкур, – подсказал Алексей.

– Вот. А как пришла ельцинская пора, дом отдыха забросили, не до него было новым хозяевам – завод грабили, и его тут же стали растаскивать. Показывали по телеку, как на труп буйвола слетаются грифы и оставляют от него одни кости. Или этих бразильских рыбок – пираний. Здесь то же самое было. Только еще быстрее. Вся округа слетелась. Вмиг растащили всё – сперва мебель, окна, двери, сантехнику, электрические шкафы, даже трансформаторную подстанцию уволокли. Порубили электрический кабель на куски. Потом шифер сняли, линолеум, плитку пооббивали, выворотили кирпичи, изгородь разобрали. Даже гравий собрали. Сейчас там руины, как после войны. Да что это мы всё о грустном? – спохватилась тетка. Она взяла в руки альбом и загадочно произнесла: – Погодьте! Это еще не всё. У меня еще кое что есть. Закачаетесь. Вот.

Клавдия показала две черно-белые фотографии, на которых была запечатлена женщина редкой красоты. Алексей и Елена с восхищением взирали на чудо, сотворенное неведомым мастером без всякого фотошопа.