Елена Прекрасная

– Вот! Поэтому одинаково хорошо там, где мы, и там, где нас нет. Пройдет время и всё станет одним холстом твоей жизни, которое, если повезет, нарисует Модильяни. Но лучше ты сама.

– Короче, тетушка, поняла! Хорошо там, где мы, и хорошо там, где нас нет – одинаково хорошо! – Елена встала, потянулась.

– Вот и хорошо. Твой телефон жужжит.

Звонила тетка Клавдия.

– Как стезя? – спросила она.

– Какая? – не поняла Лена.

– Жизненная стезя?

– Нормально.

– А у нас трагедия! Николай пострадал.

– Что случилось? – Лена подумала, что зря родственники так увлекались гробами и надгробиями.

– Помнишь, у нас над баней чердак с досками? Туда отродясь никто не заглядывал. Стебельчатобрюхие шершни там завелись.

– Кто?

– Осы. Их соседка стебельчатобрюхими называет, она зоотехник, ей виднее. Так вот, надоели они мне, эти стебельчатобрюхие, оборзели – в дом лезут, в еду, жалят. Велела Николаю выкурить осинник. Он надел маску с прорезями для глаз, зажег паклю и полез по лестнице, у нас она одна, сколотил, когда Брежнева хоронили. Залез наверх, сунул огонь в дыру, а оттуда – пых! Рой! Коля от неожиданности ногу-то переменил, да, видать, надавил на ступеньку, надо было осторожнее, она и треснула. Так подбородком и просчитал все ступеньки. А по пути еще и волосенки опалил. Заноз насадил везде, куда можно. Черных, мелких, иглой не подцепишь.

– И как он?

– Да что как? Живой! Куда денется? Но ругался, ох, сильно ругался! И не на себя, не на лестницу, а на одну лишь меня. Первый раз в жизни. Даже испугалась за его нервное состояние. Но отошел. А я вот третий день не могу отойти. Оттого и звоню тебе. Телефон-то на твой подарок купили. Вот, опробовала, соседка показала, как набирать цифры. Ну, пока. Родителям привет.

– А ты дядь Коле!

– Тетка звонила? – спросила Кольгрима. – Здоровы?

– Дядь Коль с лестницы упал.

– Разбился?

– Ушибся. Тетка послала его осиное гнездо выкурить под крышей. Он по лестнице полез, да упал с нее. Стал ругать тетку. Сказала, первый раз в жизни так сильно ругал. Переживает сильно.

– До свадьбы заживет. До твоей. Мне поздновато. Мы с тобой только что всякую дребедень обсуждали: там, тут, прошлое, будущее. А смотри, как у них всё цельно и неделимо – за всю жизнь в первый раз поссорились! И из-за чего – из-за сгнившей лестницы! Вот оно, когда хорошо. Как же они счастливы. Завидую. В первый раз серьезно поссориться из-за чепухи. Как же чиста их жизнь, если этот пустяк стал самым серьезным переживанием в жизни – даже позвонила тебе! Повезло тебе, Ленка, с родней! Ну, она и моя родня, понятно, но тебе всё же ближе.

– А я вот подумала, – сказала племянница, – какой смысл рваться в будущее? Едва попадешь в него, оно тут же становится прошлым.

– Вот и не спеши, – сказала тетушка. – Наслаждайся настоящим. Тебя Алексей с пирса зовет.

– Лена! – перекрикивая аниматоров и детей, делающих на площадке утреннюю зарядку, позвал сверху Райский. Рядом с ним красовалась Каролина.

– Принесло. Им мало, – пробормотала себе под нос Кольгрима. – Жадные никогда не насытятся.

Лена махнула парочке рукой, те спустились, произнесли несколько медоточивых фраз.

– А где Леша? – поинтересовалась Каролина.

– Идет, – сказала тетушка. – С презентом.

Подошел Алексей с большим крабом.

– Какое чудо! – воскликнула Каролина. – Какие у него выпуклые глазки!

Дама приблизила лицо к крабу, хаотично шевелящему своими ножками, и ракообразное чудовище, растопырив огромную клешню, цапнуло ее за нос.

«Долго ль мне гулять на свете…»

…Невозможно было понять, белая ли луна стынет и дрожит в черном озере или белый лебедь летит, оставаясь на месте, в черном небе. Завораживали эти белые пятна в ночной осенней тьме. Белый замок, как океанский лайнер, плыл куда-то в страну грёз. Огоньки в окнах мерцали, словно боялись погаснуть навеки. Сзади треснула веточка под чьими-то ногами. Послышался мужской голос, сильный, уверенный в себе, но тревожный:

– Эльза! Не оборачивайся! Я не хочу видеть твоего лица. Стой там. Какой восторг, кузина! Лебедь плывет. Мой лебедь! Луна освещает ему путь. Я Лоэнгрин. Сисси, клянусь моим замком, я продам Баварию, и лебедь умчит меня в царство Грааля! Чу, слышишь: это он, волшебник гений Рихард!

Незнакомец надрывно запел:

– Mein lieber Schwan! – / Ach, diese letzte, traur'ge Fahrt, / wie gern hätt' ich sie dir erspart20.

Елена обернулась. Перед ней стоял высокий широкоплечий, просто квадратный мужчина в плаще. Он прикрыл лицо правой рукой, а левой указывал на озеро:

– Там, там меня утопят! Вон там! Нет, это будет там! – Владелец замка махнул рукой в сторону. Потом сумбурно, видимо, находясь в сильнейшем душевном смятении, заговорил, даже закричал: – Эльза, умоляю, беги одиночества! Бойся людей! Сисси, не езди в Женеву – она пронзит тебя в грудь! – У незнакомца явно мешались мысли. Он махнул на Лену рукой, чтоб отвернулась, а сам вдруг судорожно согнулся и закрыл голову двумя руками, как ребенок, над которым взлетела карающая длань.