Елена Рерих. Заклятие огня

В то время как ее сверстницы мечтали о нарядах и женихах-принцах, Елена думала о создании женской подвижнической и просветительской организации – Общины сестер, которые несли бы в народ знание и помощь во всех областях жизни. Уже тогда, в детские годы, в сознании девочки сформировалась целая программа деятельности женской благотворительной и подвижнической организации. Елена всерьез продумывала варианты устройства ясель и детских садов для женщин из бедных семей, думала она и об улучшении условий жизни семей фабричных рабочих. Такие мысли зарождались у Елены под влиянием рассказов ее кормилицы, многодетной женщины, муж которой был рабочим на Путиловском заводе. Кормилица Елены продолжала навещать ее родителей в дни больших праздников; девочка, живо интересовавшаяся жизнью рабочих, расспрашивала ее о том, как они живут. Конечно, слушая рассказы своей кормилицы, она приходила в ужас от каторжного существования рабочих и их семей при ничтожной оплате труда.

В этой совсем юной головке словно звучал сквозь века священный призыв и завет Будды, именуемого на Востоке «Владыкой Милосердия»: «Идите, вы, бхикшу[8], несите помощь и утешение…»

Пришедшая к ней в детстве идея создания общины сестер-подвижниц, несущих помощь обездоленным и несчастным людям, не оставила Елену Рерих и в зрелые годы. Позднее она выбрала название для такой общины: Сестры Золотой горы, или Алтайские сестры и мечтала создать ее в России, куда намеревалась вернуться из Индии после смерти мужа.

Надежды юности

Пора детства незаметно пролетела. Елене исполнилось 16 лет.

Девушка окончила гимназию, перед ней встал вопрос о том, чем заниматься дальше. Конечно, при ее недюжинном уме, необычных способностях и тяге к знаниям она мечтала о продолжении образования, о поступлении на Высшие женские курсы при Санкт-Петербургском университете[9]. Но тут Елену ждало сильнейшее разочарование: ее мечтам о получении университетского образования не суждено было сбыться. Ей не разрешили поступить на университетские курсы, как она ни упрашивала родителей. Мать считала, что девушке это не нужно, отец больше понимал дочь, но все же не разрешил ей учиться в университете, опасаясь ее сближения с революционно настроенной молодежью. В принципе, опасения Ивана Ивановича насчет возможного увлечения Елены революционными идеями были в какой-то мере оправданны. Он прекрасно знал, что его дочь обладала не только живым умом, но и обостренным чувством справедливости и уже с детских лет понимала, что такое социальное неравенство.

В итоге вместо университета девушке разрешили продолжать частные уроки музыки, которой она тогда увлеклась всерьез, и совершенствоваться в изучении языков – тоже в домашних условиях, а не на специальных курсах.

Но именно тогда, уже в 16 лет, Елена стала особенно остро чувствовать пошлость и пустоту окружающей ее среды. Пустые светские развлечения, балы и сплетни, которым предавалось, за редким исключением, все тогдашнее «высшее общество», не интересовали ее. Ей хотелось настоящих знаний, она стремилась к духовной самореализации и уже тогда искала высший смысл жизни. Окружавшая ее «золотая молодежь» и свойственный ей образ жизни были чужды Елене. Между тем мать побуждала ее именно к тому, чтобы быть как все, жить мелкими и ничтожными «женскими» интересами. Екатерина Васильевна искренне считала, что главное для женщины – это вести светский образ жизни, одеваться по последней моде, удачно выйти замуж и заниматься семьей и детьми, что, собственно говоря, делала всю свою жизнь и она сама. Увидев однажды в руках дочери книгу по философии, мать небрежно бросила ей: «У нас в институте только дуры это читали». Между матерью и дочерью не было духовной близости – они жили каждая в своем собственном внутреннем мире. Это приводило к взаимному непониманию, а иногда и к конфликтам, которые больно ранили девушку, лишний раз напоминая о ее духовном одиночестве как в собственной семье, так и в той социальной среде, к которой она принадлежала.

Единственной отдушиной для нее в тот период стало общение с кузеном Степой Митусовым, спутником ее детства. Он знакомил ее с новыми веяниями в искусстве, в основном – в музыке, которой она увлекалась, и приносил неплохие книги модных в то время поэтов и философов. Но и это не удовлетворяло ее духовных потребностей, не отвечало на вопросы о смысле жизни, которые она уже давно задавала себе.

Окружавшая Елену духовная пустота привела ее к психологическому кризису. У девушки началось нечто вроде нервного расстройства. Она перестала выезжать на балы и светские приемы, никого не хотела видеть. Целыми днями она лежала одна на кровати, отвернувшись к стене. По совету врачей ее увезли в Ниццу для лечения душами Шарко. Перемена климата и, главным образом, обстановки, новые впечатления и предоставленная ей некоторая свобода вернули ее к нормальной жизни[10].

Елена Ивановна в юности