Елена Троянская

Я послушно опустилась в кресло, не глядя при этом на богиню. Я не сводила глаз с Париса.

– Я видела все… Там, в поле… – начала я.

– Да, Менелай схватил и потащил меня, а потом я каким-то чудом освободился. Шлем слетел с головы в тот самый миг, когда я понял, что умираю. А умирать не хотелось, несмотря на все мои гордые заявления, что я должен умереть, а ты – вернуться к Менелаю.

– Ты так и не понял, что я не смогу вернуться к нему.

– Но ты ведь попыталась это сделать. Ради него ты даже перелезла через стену!

– Не ради него! Ради того, чтобы прекратить войну! Затем я собиралась отправиться в Аид, а не к Менелаю. Мало ли на свете кинжалов? Мало ли ядов? Есть множество способов попасть в Аид! В конце концов, моей матери сгодилась даже веревка.

– Значит, я неправильно поступил с тобой, Елена. В Спарте ты бежала из дворца – или из тюрьмы? Я не имел права допустить, чтобы ты вернулась туда. А если бы я погиб в поединке, тебе пришлось бы вернуться. – Пока он говорил, я разглядела, что он не обнажен: на нем была туника из тончайшей шерсти, затканная серебряными нитями: совсем не такая, которую воины надевают под доспехи. – Я полз по земле, не веря, что мне посчастливилось избавиться от Менелая. Я слышал за собой крики греков, видел перед собой лес ног. Я полз наугад, не надеясь, что удастся спастись: поединок должен продолжаться до смерти одного из участников. И вдруг я очутился здесь, в спальне. На меня напал неодолимый сон, и я заснул. А когда проснулся – передо мной стоишь ты.

– И еще она. – Я оглянулась на Афродиту, которая улыбнулась в ответ.

– Кто? – спросил Парис: он не видел ее.

– Наша помощница. Или наша противница. Когда имеешь дело с богами, это одно и то же.

Парис посмотрел на меня, его прекрасное юное лицо выражало доверие, желание, восхищение, как прежде.

– Елена, умоляю тебя простить меня. Я люблю тебя, и мою любовь не описать словами. Я не могу жить с чувством, что между нами пролегла тень.

– Но это случилось по твоей вине! Солнце моей жизни, Парис, скрылось за черной тучей, и моя жизнь погрузилась в тень.

– Скорбь о погибших – погибших из-за меня – камнем легла мне на сердце. Я с трудом дышал, – говорил Парис. – Я хотел одного – положить конец смертям и не нашел другого способа, кроме поединка. О Елена, Елена!

Он встал с благоухающего ложа и обнял меня горячо и крепко. Снова я почувствовала тепло его рук, висевших безжизненно в моем присутствии с тех пор, как начали погибать люди.

Его поцелуй был слаще прежних. Афродита ли со своими чарами постаралась, или я забыла вкус его поцелуев за время нашего отчуждения? Я покосилась в угол комнаты, но там уже никого не было. Богиня исчезла. Значит, эта любовь и это желание были нашими собственными. Я сжала Париса в объятиях и вознесла молитву о том, чтобы больше никогда между нами не ложилась тень.

До конца дня мы оставались в спальне – некоторые потом скажут, что прятались. Мы не прятались, мы просто наслаждались нашей любовью, как раньше, и забыли весь мир. День, который начался так безжалостно и тянулся так медленно, теперь летел, как быстроногий олень.

К нам в спальню ворвался Гектор: он без стука и церемоний распахнул дверь. Он стоял озираясь, увидев же нас, застонал.

– Не может быть! Мне говорили, что Парис бежал с поля брани – но я не верил! Я думал, что знаю тебя лучше, чем чужие люди. Но они оказались правы, не я! Ты прячешься во дворце! Ты позор, ненавистный всему народу! Позор на наш род, на седины отца! – Гектор бросился к Парису, схватил его и начал трясти. – Я пришел, чтобы найти дворец пустым и доказать всем, как они неправы. И что же? Я нахожу тебя в спальне! – Гектор швырнул Париса на пол. – Горе-Парис, женолюбец трусливый! Лучше бы ты не родился на свет или погиб, не женившись! Как тебе удалось сбежать с поля боя у всех на глазах? Ты, наверное, заранее все продумал, прежде чем сделал этот притворный вызов? Но в чем твой расчет? Пока Менелай жив, ты не являешься победителем. Или же вы с Еленой задумали бежать из Трои, как когда-то из Спарты?

Я никогда не слышала, чтобы сдержанный Гектор так много говорил. Парис прикрыл голову руками, чтобы защититься от ударов, которые следовали один за другим. Ноги Гектора дрожали от напряжения – он молотил Париса, словно тот был куском дерева. Парис взмолился, чтобы Гектор его выслушал. Нанеся еще несколько ударов, Гектор отошел.

– Хорошо. Говори, трус. Защищайся с помощью слов, если не умеешь защищаться с помощью оружия.

Парис медленно встал на ноги. Лицо его было мертвенно-бледным, глаза выражали отчаяние.

– Я не могу. Не могу защищаться, когда происходит непонятное. Я вступил в поединок с Менелаем, ты отрицать не станешь. Я не бежал с поля боя. Его копье чуть не убило меня, меч разломился. Тогда он едва не задушил меня, когда тащил. Не знаю, каким чудом мне удалось высвободиться из его железной хватки. И тогда я пополз, не зная куда, и оказался во дворце.

– Какая чепуха! Ты оскорбляешь здравый смысл, рассказывая подобные небылицы!

– Клянусь тебе, это правда. Не могу объяснить это иначе, как вмешательством богов…