Елена Троянская

– Он будет сомневаться и откладывать со дня на день, пока греки так не обложат город, что к нему нельзя будет подойти. Ты должен послать за амазонками сам. Разве ты не царевич?

– Но такие решения принимает царь.

– А на этот раз прими решение ты. И увидишь, как изменится отношение к тебе.

Я была сыта по горло церемониями и полна решимости начать свою собственную войну.

LIV

– Амазонки уже в пути, – сказал Парис.

Мы сидели в своей комнате на верхнем этаже. Он чистил свои доспехи, когда внезапно поднял голову и сообщил мне новость. Вечерами мы уединялись здесь. Нижние этажи по-прежнему населяли наши «гости», но у себя наверху мы чувствовали себя далеко от всех, как в орлином гнезде. Порой бои шли под самыми стенами Трои, но попытки штурмовать их прекратились. Война стала повседневностью.

Мы с Парисом привыкли к холоду, который окружал нас со всех сторон. Этот холод не имел никакого отношения к зиме: зима давно прошла, уже и лето подходило к концу; правда, солнце светило еще жарко и ярко. Не проходила зима в глазах у людей, когда они смотрели на нас. У Гектора с Андромахой родился сын, долгожданный сын, но меня не пригласили на смотрины. Андромаха послала за мной по секрету, когда все члены семьи и гости разошлись, хотя мне казалось, что я имею отношение к рождению этого ребенка – ведь я сопровождала Андромаху на гору Ида.

Андромаха сказала мне то же самое, но, вздохнув, прикрыла головку сына и забрала его у меня.

– Мне очень грустно, поверь, – прошептала она, укачивая дитя. – Мне кажется, ты ему роднее, чем сестры Гектора, и все же…

– Не будем говорить об этом, – ответила я.

Она спросила, как подвигается картина, которую я тку.

– Я уделяю ей все больше и больше времени. Кажется, она растет по своим собственным законам, вбирает в себя новые темы и смыслы. Для фона я использую красную шерсть. Голубовато-серая шерсть – моя прежняя жизнь. Но середина пока пуста, не приняла формы.

– Судьба Трои еще не известна, – ответила Андромаха. – Со временем ты заполнишь эту пустоту, история завершится.

Я не сказала Андромахе, что ткачество занимает тем больше места в моей жизни, чем меньше остается жизни. Моя жизнь съеживалась, а картина росла, словно питалась ею, или, может, жила своей жизнью – как это умеет искусство.

– Парис храбро сражается, – сказала Андромаха, желая порадовать меня. – Гектор хвалит его.

Я улыбнулась, чтобы отблагодарить ее за попытку порадовать меня. Парис отложил в сторону лук и сражался в поле, с копьем и мечом в руках. И с каждым днем все искуснее.

– Да, – кивнула я. – Гектор вчера говорил, что он сражается как настоящий мужчина.

Я не сказала, как тяжко было ему каждый день идти в бой, а мне – ждать, когда на закате понесут раненых и убитых. Андромаха и сама это знала. В Нижнем городе пострадавшие лежали на одеялах, за ними ухаживали женщины и врачи. Среди них трудились и Геланор с Эвадной. Геланор изобрел несколько мазей, которые ускоряли заживление ран, если только они были не слишком тяжелые. При тяжелых ранениях оставалось полагаться на милость богов. Я была счастлива, что пока обошлось без чумы. Люди думают, что ее насылают стрелы Аполлона, но Геланор сказал, что эпидемия чумы часто возникает в местах большого скопления людей. Возможно, бог для удобства выжидает, когда жертвы соберутся вместе, добавил он.

– Амазонки уже в пути, – сказала я, посчитав, что нужно сообщить ей: она доверяла мне и единственная из всей семьи была и осталась мне другом. – Парис послал за ними и получил известие, что они уже в пути.

– Парис послал? – Андромаха нахмурилась. – Без разрешения?

– А у кого надо было спросить разрешения? У Гектора? Но он пока не царь.

– У царя и надо было спросить. Приам дал свое согласие?

– Приам в свое время попросил амазонок быть союзниками Трои. Какое еще требуется от него согласие? У него есть обыкновение тянуть до последнего, пока не станет слишком поздно.

– Значит, теперь военными делами руководишь ты? – Голос Андромахи внезапно стал таким же холодным, как у остальных. – Сомневаюсь, что эта идея принадлежит Парису.

– Почему ты сомневаешься? – возмутилась я. – Почему Парису никто не доверяет? Почему в него никто не верит? Ведь, в конце концов, он – единственный сын из царской семьи, который вырос не во дворце, а в лесу, среди диких зверей, где требовались сила и мужество, чтобы выжить!

– Не будем кривить душой, Елена. – Андромаха примирительно улыбнулась. – Меня очень трогает, что ты так переживаешь из-за репутации Париса и его положения, но ведь причиной войны являешься ты. – О боги! Она произнесла эти слова! – Поэтому неудивительно, что ты хочешь руководить войной. Возможно, тобой, в свою очередь, руководят боги – нашептывают тебе решения. Кто я такая, чтобы судить об этом! – Андромаха помолчала и закончила: – Но не следовало так оскорблять Приама. Это ошибка.

– Мы не хотели его оскорблять.