Елена Троянская

Тут меня пронизала волна трепета, и я быстро вышла из комнаты: я не хотела умолять Зевса при Парисе.

Трудно было найти в переполненном постояльцами дворце уединение. Наконец я отыскала чулан, в котором хранилась провизия: вряд ли подходящее помещение для разговора с Зевсом.

Я нашла две курительницы, поставила их на пол дрожащими руками и простерлась перед ними, всем телом ощущая холод каменного пола.

– Зевс, сын великого Кроноса, отец богов, царишь ты на небе, дела людей ты ведаешь благих и злых. Сжалься надо мной. Я в смирении простираюсь перед тобой, я молю тебя – подари жизнь моему супругу, Парису. Ты можешь спасти его. Ты можешь вернуть ему здоровье. Ты – могущественнейший из богов, и все в твоей власти.

Ответа не последовало. Значит ли это, что Зевса не существует? Или что он мне не отец? Или что я не знаю правильных слов?

– Я нахожусь в смятении, не могу найти правильных слов. Но ты ведь можешь читать прямо в моем сердце! Ты видишь мое единственное желание. Исполни его! Или дай мне умереть вместо Париса. Ты позволил Алкесте занять место мужа, позволь и мне!

Вдруг в голове пронеслась эта история. Аполлон пообещал Адмету, что, когда наступит его последний день, смерть пощадит его, если кто-нибудь из близких добровольно умрет из любви к нему. И вот прилетел к Адмету Гермес и призвал его в Аид. Адмет бросился к своим престарелым родителям, обхватил их колени и упрашивал уступить ему конец жизни. Однако оба наотрез отказались, сказав, что не устали еще наслаждаться жизнью и ему лучше смириться с выпавшим жребием, как делают другие. Тогда из любви к Адмету его жена Алкеста приняла яд, и ее тень спустилась в Аид.

Но Зевс молчал. Я приподнялась на колени и стала раздувать дым над курительницами, надеясь так привлечь внимание Зевса.

– Взываю к тебе, отец! Смилуйся надо мной.

И вдруг я услышала голос – то ли ушами, то ли сердцем.

– Я слышу тебя, дитя мое. Ты просишь о невозможном. Нить человеческой жизни держат в своих руках мойры. Я над ними не властен: они не мои дети, а дети великой богини Необходимости. Она зовется «Могучей судьбой», и с ней не спорят даже боги. Парису суждено умереть, и он умрет. Я не могу спасти Париса, как не мог спасти своего сына Сарпедона, когда он был ранен в сражении. Мне жаль, дитя мое.

– Ты называешь меня «дитя»?

– Да, потому что ты и есть мое дитя. Ты единственная земная женщина, которую я признаю своей дочерью, и ты не умрешь.

– Но я не хочу жить без Париса.

– У тебя нет выбора. Твоя природа такова. И мы с радостью встретим тебя, когда пробьет час.

– Из меня не получится богини. Я вечно буду оплакивать своего Париса.

– Богам тоже случается горевать, но честно тебе скажу: приятно быть богом.

Я опять потерпела поражение. Зевс, подобно Эноне, ответил отказом на мои мольбы. Я снова напрасно потеряла время, отняла его у Париса.

Я побежала обратно в спальню, нежно, стараясь не причинить боли, охватила руками голову Париса. Он приподнял опухшие веки и спросил:

– Что? Что такое?

– Ты выздоровеешь. Сейчас в тебя вольются новые силы и победят яд. – Я ненавидела лгать, но не могла же я сказать ему правду. Я погладила его раздутую руку. – Все это пройдет, ты будешь таким, как прежде.

– Зевс выслушал тебя?

Парис сделал попытку улыбнуться.

– Да, выслушал и пообещал спасти. Я все равно не стану жить без тебя!

– Елена… – Он вздохнул. – Я не заслуживаю такой верности. Я не стою тебя.

– Глупости! Что за глупости ты говоришь! Я предназначалась тебе от начала времен. Если бы твой корабль задержался хоть на день – я бы умерла!

– Возьми меня за руку, – попросил он.

Я взяла то, что некогда было рукой Париса. «О боги! – снова взмолилась я. – Афродита! Сделай же ты хоть что-нибудь!»

– Да, любимый, я буду держать тебя за руку, пока ты не выздоровеешь, – прошептала я.

– Как темно. Впереди глубокая пропасть. Я падаю в нее, – бормотал он.

– Нет, любимый, ты лежишь на своей постели. Все хорошо…

Я не успела договорить – он умер. Не оставив мне последнего слова на память, не попрощавшись – сорвался в глубокую пропасть, которая отверзлась перед ним.

Парис умер. Я вдова. Пока я не понимала значения слова «вдова» – все казалось лишенным значения по сравнению с тем, что Парис умер, – но скоро я пойму.

Я закрыла ему глаза. Сколько раз я целовала эти глаза!

Обернувшись к слуге, я сказала:

– Царевич Парис умер. Его дух покинул нас. Подготовь его тело к погребению.

Не в силах больше оставаться здесь, я вышла вон.

Я хотела остаться одна и пошла в комнатку, где спали мои служанки. Она оказалось пуста, и я упала на тюфяк. Слез не было. Ничего не было, только зияющая пустота. Парис умер. Мир потерял смысл для меня.

Я сказала правду Зевсу. Я не хочу жить. Моя жизнь закончилась с последним вздохом Париса. Он не сказал мне на прощание ничего, прошептал только, что падает в пропасть, и все.