– Поздновато ты пожалела меня, – сказал он. – А ты не догадывалась, почему я не прикасаюсь к тебе? После стольких лет я мог бы воспользоваться супружескими правами.
– Ты говорил про Кассандру, что она осквернена. Я полагала, что ты и меня считаешь нечистой, – ответила я, менее всего желая его разубеждать. Такая точка зрения вполне соответствовала моим интересам.
– Невозможно видеть тебя и считать тебя нечистой. Невыносимо видеть тебя и знать о своем увечье. – Он со стыдом прикрыл свежий шрам. – Теперь ты всем расскажешь. Расскажешь, что Менелай дважды потерял свое мужское достоинство.
– Нет, я никому не скажу. Мы дети одной беды. Все мы игрушки в руках богов. Ни ты, ни я не заслуживаем своей участи.
– Ты заслуживаешь! Ты причина всех наших бед.
– Я не заслуживаю ни красоты, ни славы, ни любви Париса. А ты не заслуживаешь славы обманутого мужа и воина худшего, чем твой брат.
– Опять Парис! Всегда Парис! – Менелай схватил меня за голову и сжал виски. – Если бы я мог выдавить его из твоей головы!
– Не сможешь, он часть меня! – вырвалась у меня.
– Он уже в Аиде. Почему он не может там обрести покоя? Почему не может оставить нас в покое? – пробормотал Менелай.
Фараон объявил, что нас доставят в город Фивы, расположенный ниже по течению, где нам будет более удобно. На самом деле он хотел убрать нас в глубь страны, где ему проще нас охранять, чтобы мы не сбежали. При этом, насколько нам известно, он ни с кого не запрашивал выкупа за нас и вообще никому не сообщал о нашем местонахождении.
Мы отплыли на длинной ладье с позолоченными носом и кормой. Сидя под навесом из благовонного кедрового дерева, мы любовались проплывающими берегами. Под жарким солнцем изнывали крокодилы, опустив хвосты в прохладную воду. Наше плавание продолжалось несколько дней. На закате четвертого дня мы увидели на левом берегу огромные храмы, которые алели в свете заходящего солнца. Ряды колонн тянулись вдаль. Над водой разносилось глубокое гортанное пение – наверное, жрецы приступили к вечернему богослужению.
Нас встретил представитель фараона и отвел в жилище. Нервный чиновник показал нам самый большой храм. Вдоль Нила располагались гробницы – огромные священные сооружения. Гробница для нынешнего фараона тоже строится, несмотря на его молодость. «Мы должны готовиться к будущей жизни», – с важностью объяснил наш проводник.
Мы шли под крышей храма, которая покоилась на колоннах выше самого высокого дерева. Статуи размером превосходили даже троянского коня, а головой почти достигали крыши. Одни изображали фараонов, другие – странных египетских богов с головами крокодилов, шакалов, соколов. Им служили жрецы в длинных рубахах, с бритыми головами.
– Посмотри-ка.
Менелай обратил мое внимание на статую с головой крокодила.
«В верховьях Нила находится огромный город жрецов. Там есть храм – он больше, чем вся наша Троя. Перед ним стоят статуи в пять человеческих ростов. Мы должны побывать там. Как только закончится война». Парис. Парис мечтал побывать здесь, увидеть эти чудеса…
Я не буду смотреть на них без него. Не хочу. Я повернулась и выбежала из храма.
Всю ночь мне снился Парис. Он стоял рядом со мной, печалился, что так и не побывал в Египте. «Я знаю не хуже тебя, что этого никогда не будет», – повторял он свои слова.
– Тише, тише.
Менелай сидел, встревоженный, на моей кровати и тряс меня.
Парис исчез.
– Ты кричала во сне, – объяснил Менелай. – Не бойся, это всего лишь сон.
Да, Парис – всего лишь сон.
– Спасибо, – поблагодарила я.
Я была тронута тем, что он хотел успокоить меня.
Мне пришлось вернуться в храм, из которого я бежала накануне: высокопоставленные египетские чиновники пригласили Менелая на встречу. Когда я вошла в храм, у меня возникло чувство, что Парис рядом, и я пыталась смотреть на все его глазами. Я бродила в сумрачной прохладе – здесь было прохладно, несмотря на жаркий полдень, – когда ко мне подошел мальчик, взял за руку и повел в сторону. Я не понимала, что он говорит, но он, похоже, не сомневался в том, что понимает, с какой целью я пришла в храм.
– Прорицательница… очень мудрая, – вот все, что я поняла из его слов.
Я осталась ждать в маленькой комнатке. Вошла женщина – затрудняюсь определить ее возраст – и сказала:
– Я знаю тебя. Ты Елена.
– Да, – кивнула я.
Как ни странно, я понимала ее, хотя не представляла, на каком языке она говорит. Она продолжала:
– Ты оказала нам честь своим пребыванием, пусть недолгим. – Ее голос оживился. – Ты искала меня, чтобы получить один из моих эликсиров.
Я совсем не искала ее и понятия не имела о ее эликсирах, но возражать не смела.
– Да, – снова кивнула я.
– Мы, египтяне, умеем готовить самые разные снадобья, – говорила она. – Я могу сделать человека молодым, старым, могу вернуть память, могу отнять ее…
– Да, я хочу получить эликсир, который отнимает память! – обрадовалась я. – Дай мне его!
– Только те, кто много пережил, просят этот эликсир, – улыбнулась она. – Те, кто пережил мало, просят о другом. Они хотят придать своему прошлому яркость, значительность. Или сделать себя моложе – чтобы прожить жизнь заново.