Елена Троянская

– Синон! – раздался голос Агамемнона, и перед ним вырос похожий на обезьяну Синон. – Успех всего предприятия зависел от тебя, от твоей находчивости. Ты не сплоховал, справился блестяще. Это тебе. Ты тоже заслуживаешь большего, но прими это как знак уважения.

– Благодарю, мой господин. – Синон взглянул на свою долю. Ясно было, что позже он потребует больше, но, как хороший артист, он сыграл свою роль и на этот раз.

– А теперь я хочу прославить тех, кто, рискуя жизнью, проник в город, сидя внутри коня. Менелай! Одиссей! Диомед! Махаон! Эпей! Неоптолем! Малый Аякс! Мы поднимаем кубки за вас!

Кто-то сунул кубок мне в руку. Тут же подбежал мальчик, налил вина. Я вылила его на землю.

– За Эпея! За Синона! За коня! – раздавались крики.

Все пили, кроме троянских женщин.

Агамемнон дико хохотал.

– А теперь за дом, где нас ждут! – Он выпил и отер рот. – Домой, пора домой.

Менелай что-то прошептал ему на ухо, но Агамемнон недовольно нахмурился и отвернулся.

– Я думаю, боги довольны. Мы их не обидели, – бросил он.

Гекубу так и не нашли. Думаю, в темноте она бросилась в море и утопилась. Когда пир завершился, факелы залили водой, столы разобрали, пленниц повели в шатер. Неожиданно рядом со мной появился Идоменей.

– Елена, – заговорил он, – я провел здесь много лет, но ни разу не видел тебя. Я рад тебя приветствовать.

– Спасибо на добром слове, Идоменей, – посмотрела я на доброго человека из моей прошлой жизни.

– Что бы ни ожидало тебя в Спарте, знай, я твой друг. Сколько бы тебе ни исполнилось лет, равных тебе нет и не будет. Ни одна женщина, кроме тебя, не способна вызывать восхищение, уже поседев. – Он посмотрел мне в глаза. – Ты, Елена, вечна и неизменна.

– Нет, – покачала я головой. – Я не только изменилась, я исчезла. Исчезла вместе с Троей. Елены больше нет.

Только идиоты, которые везут меня обратно в Спарту, могут не понимать этого.

Часть III. Спарта

LXXIV

Поднялся ветер, пламя в факелах запрыгало, заплясало, посылая россыпи искр в небо – и среди старых звезд загорелись новые, ярко-красные. Мне в рот набился песок. Мужчины стали собирать стулья, амфоры, трофейное оружие.

– На рассвете отплываем, – распорядился Агамемнон.

Я заметила, как Менелай коснулся плеча Агамемнона, но тот отбросил его руку.

– Малый Аякс осквернил не только храм, но и Кассандру, – предупредил Менелай.

– Ты говоришь, Кассандра осквернена? – спросил Агамемнон так громко, что его могли слышать и я, и другие.

– А как ты называешь женщину, которую изнасиловали? – Менелай спросил даже с некоторым удовлетворением.

– А как ты называешь женщину, которая сама предлагает себя, как твоя?

– Откуда ты знаешь, чем занимается твоя, пока тебя нет? – поддел его Менелай. Я даже не подозревала, что он может быть таким ядовитым.

– Она не посмеет нарушить супружескую верность, – изрек Агамемнон. – Скоро она узнает, какому наказанию я подверг троянцев.

– Каким же образом она узнает? – поинтересовался Менелай.

Я заметила, что он прихрамывает на левую ногу.

– Она написала мне письмо с просьбой зажечь костер на горе Ида, когда Троя падет, – ответил Агамемнон. – По этому сигналу запылают другие костры на всем пути до Арголиды: на лемносском мысе Гермей, на вершинах Афон, Максит, Месапий, Киферон, Эгипланкт и Арахна. Но самый главный сигнал – костер, который мы зажгли в Трое.

– Пожар уже закончился, – ответил Менелай: он всегда все понимал слишком буквально.

Агамемнон прав: Троя будет пылать в веках.

– Война удалась на славу. – Агамемнон погладил себя по животу. – Я доволен вполне. А ты, младший брат, похоже, не очень?

– Интересно, что ты скажешь, когда вернешься в Микены. Нас так долго не было дома. Никто не знает, что нас там ждет.

Менелай повернулся и направился ко мне, стараясь шагать ровно. Нет сомнения: он ранен. Как я прежде не замечала?

– Елена! – сказал он. – Это твоя последняя ночь на троянской земле. Я оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Завтра мы отплываем домой, в Спарту. У меня остался всего тридцать один корабль. Всего тридцать один. А привел я сюда шестьдесят. Такой ценой – и еще ценой многих жизней – пришлось заплатить за твое безумство.

Я ничего не ответила, только смотрела на него и отмечала перемены, которые произошли в нем. Новый облик заслонил прежний, молодой. Теперь его лицо было покрыто морщинами, губы сжаты. Двигался он осторожно, словно скрывая слабость, а не как молодой атлет. Война наложила на него свой отпечаток.

Меня проводили обратно в полуразрушенный шатер Ахилла, к женщинам, и дали матрас. Все лежали тихо, если не считать тех, кто стонал во сне. Место Поликсены пустовало, на него было больно смотреть.

Последняя ночь в Трое, как сказал Менелай. В последний раз я склоню голову ко сну, зная, что подо мной, внизу находится троянская земля. Сама Троя превратилась в пепелище, и с восходом солнца я увижу, как безобразные струи дыма тянутся к небу, словно скрюченные пальцы, которые молят о пощаде.