Одним из самых ярых вдохновителей нового Крестового похода стал уже известный читателю св. Бернард; его вообще весьма беспокоило дело христианства в Палестине, и еще в 1128 г. он принял самое непосредственное участие в создании устава рыцарско-монашеского ордена тамплиеров (храмовников). Более того, новый римский папа Евгений III был его учеником и почитателем и оставался полностью послушным тому, кто нелестно отзывался о нем, как о «нищем, вытащенном из навозной кучи». Кроме того, этот ярый церковник настаивал и на Крестовом походе против славянских язычников. В общем, на рубеже 1145 и 1146 гг. Бернарду ничего не стоило добыть у Апостольского престола благословение на новое масштабное предприятие. Осторожный Сугерий, вновь добравшийся до власти, сомневался в том, полезен ли замышляемый Людовиком поход, но общение со св. Бернардом переубедило и его; окончательное успокоение снизошло на достопочтенного аббата, когда он узнал, что в отсутствие короля столь вожделенное кормило власти останется в его руках. Что же до короля, то он со всей страстностью фанатика ухватился за эту мысль еще в 1145 г. Причин приводят несколько – помимо намерения помочь палестинским крестоносцам, это и желание исполнить обет, который принял некогда его старший брат, безвременно погибший; и раскаяние за бойню в Витри; и опасения быть проклятым за нарушение Божьего мира, за нарушение своей же клятвы, связанной с недопуском неугодного епископа в епархию – в общем, причин было много. 25 декабря 1145 г. он озвучил свою мысль, а 31 марта 1146 г. Бернард уже выступил со своей знаменитой пламенной проповедью в Везле, после которой король официально «принял крест»; не исключено, что тогда же подрядилась в крестоносцы и Элеонора, но об этом – несколько позже, пока же отметим послание св. Бернарда папе римскому, в котором тот описывал успехи своего миссионерского вояжа по Франции: «Когда я проповедовал и говорил, число их (принявших крест. –
Однако король Конрад был весьма и весьма полезен в качестве крестоносца для обеспечения дипломатического успеха задуманного дела – речь, конечно же, о византийцах, имевших печальную репутацию тех самых друзей, при наличии которых никаких врагов не нужно. Впрочем, латиняне были не лучше, но речь пока не о них. Дело в том, что новый император, Мануил I Комнин (кстати, сын венгерской принцессы), был совершеннейшим западником и латинофилом, преклоняясь перед западной культурой, традициями рыцарских боев, военного дела и т. д. Известна его печальная фраза о том, что воины крестоносцев в своих бронях подобны медным котлам, только гудящим от полученных ударов, в то время как его незадачливые воины – глиняным горшкам, рассыпающимся от первого прикосновения. Главное заключалось в том, что Мануил в январе 1146 г. после нескольких лет обмена посольствами женился на западной принцессе – Берте Зульцбахской, приходившейся… родной сестрой жене Конрада. Таким образом, германский король и византийский император были свояками, что, разумеется, должно было принести крестоносному делу лишь пользу. Каков бы сухопутный маршрут ни был выбран, он по-любому вел через византийские владения. Впрочем, об этом – позже, поскольку пора вернуться к Элеоноре.